Тень Саддама Хусейна
Шрифт:
– Никакое. Если бы их схватили, они бы назвались членами террористической организации из Филиппин.
– Но ради чего это сделано? Не вижу смысла. Что указывает на причастность Саддама к этому дикому поступку?
– Это был эксперимент. Тогда не было уверенности в успехе. Теперь у Саддама есть оружие, которое вселит страх во всех его западных врагов, как только он захочет его использовать. Его надо остановить.
– Да, но кто его остановит?
– Есть люди, - уклончиво ответила она.
– Что это за люди?
–
– Если кто-то встанет на его пути, он просто уберет их. Никто ничего не узнает и ничего не сможет сделать. Вот ты, что ты сможешь сделать?
– Кое-что могу!
– почти выкрикнула она.
– Что ты такое говоришь?
– устало сказал я.
– Какие у тебя возможности?
– О нет, я могу, и я должна это сделать.
– Она не смотрела на меня.
– О чем ты?
– насторожился я.
– Ни о чем.
– Что ты имеешь в виду?
– настаивал я, - что ты должна?
Наконец Амна взглянула мне в глаза:
– То, что я давно уже должна была сделать.
Я сразу понял её.
– Ты присоединилась к коммунистам, - вздохнул я.
Амна не ответила. Ее молчание было красноречивее всяких слов. Я подошел к ней, присел и сжал её руки в своих.
– Женщина, ты что, лишилась разума? Ты хочешь, чтобы нас всех убили? Ты погубила всех нас! О чем ты думаешь? А как же Надия и Салих? Даже если наш брак так мало значит для тебя, ты их мать и в первую очередь должна заботиться о них.
– Я делаю это для них. Ради их будущего.
– Ты сумасшедшая! Ты лишишь их будущего, если это сделаешь!
Амна ответила не сразу. Она мрачно смотрела в пол, и я заметил слезы в её глазах. Она была умной женщиной и не питала иллюзий относительно последствий шага, который хотела совершить.
– Микаелеф, ты хороший, - наконец сказала она, - ты не заслужил такого. Прости, что все рассказала тебе, вот так.
Я отступил от нее:
– А как, Амна, ты все хотела рассказать? За обедом? Или после того, как позанимаемся любовью? Ты вообще-то рассказала бы мне?
– Я же рассказываю, - угрюмо ответила она.
– О, ну да, конечно. Ты меня за дурака считаешь?
– Я серьезно. Я хотела поговорить с тобой.
Я нахмурился:
– Ты хотела? О чем же?
– Скоро на Саддама будет покушение...
– Я не верю! Нет, не верю тебе!
– Я бросился в кресло и обхватил голову руками.
– Мне поручено спросить тебя, займешь ли ты место Саддама, если покушение будет удачным. Будешь играть Саддама, пока не закончится операция и все его сподвижники не будут уничтожены?
Я с трудом соображал. Это было худшее из того, чего я боялся.
– Эта женщина безумна, - бормотал я, не в силах поверить, что моя жена - участница заговора, задумавшая убрать президента.
– Это очень серьезно, Микаелеф.
– Это точно!
– огрызнулся я.
– Когда Саддам будет мертв, - продолжала она, -
Это производило серьезное впечатление, но шансов на успех было не больше, чем у предыдущих заговорщиков. Я не был готов участвовать в такой игре.
– Насколько глубоко ты в этом замешана?
– Моя злость постепенно сменялась горечью.
– Так глубоко, муж, как это только возможно.
Я беспомощно покачал головой. Для ссоры это было неподходящее время. Стало ясно, что никакие мои мольбы не заставят её изменить решение.
– И ты, разумеется, одна из тех, кто будет непосредственно участвовать в операции?
– Нет, - ответила она. Я был благодарен ей хоть за это.
– Ты собираешься использовать мое положение, чтобы облегчить доступ к Саддаму?
– Нет, ты должен быть в каком-нибудь другом месте до исполнения плана.
– Ты же знаешь, что это безумие, - сказал я тихо, без малейшей надежды на то, что она изменит свое решение.
– Это нужно сделать, - решительно сказала она.
– Ради будущего Ирака мы должны уничтожить Саддама Хусейна.
Я был вымотан и разбит.
– Твое мужество поражает меня, Амна, но я не могу в этом участвовать.
– Ты не поможешь?
– Я не могу помочь, но ради наших детей и поскольку ты моя жена, я сделаю одну вещь. Я никогда никому даже не шепну о нашей беседе. То, что сказано сегодня, не узнает ни одна душа. Но я умоляю, Амна, отдались от этих людей.
– Слишком поздно.
После того как Амна ушла спать, я ещё долго сидел. Меня ужаснуло то, что она рассказала мне. А ещё меня мучила дилемма. Заключалась она в следующем: с Саддамом надо что-то делать. Но делать это должна не Амна. И не я. Жизнь моих детей была дорога мне так, что описать это словами невозможно, и я не мог подвергать их опасности. Если о роли Амны в этом заговоре известно, то получалось, что я тоже участник заговора. Однако предавать её - это уж слишком. А помешать я ничему не мог.
Следующие несколько дней я почти не разговаривал с Амной. В свете нашего последнего разговора все остальное казалось немного неуместным. Почти все свободное время я проводил в саду или в кабинете, напряженно размышляя в поисках выхода из ситуации, но никакого решения не приходило. Скоро у меня появилась мания преследования: мне казалось, что за мной постоянно следят. Сколько я себя ни убеждал, что это бред, меня не отпускало постоянное предчувствие чего-то ужасного.
Несколькими днями позже, в Черном кабинете, мы с Хашимом обсуждали войну, как вдруг вошли Саддам и Удай. Я сразу же приготовился к неприятному разговору, и после нескольких фраз самые худшие мои опасения подтвердились.