Тень уходит последней
Шрифт:
– Угу, - сказал Николай и начал читать надписи на переплетах "Дел" дальше.
Все они были посвящены одной теме: несоблюдению правил техники безопасности, подумал Николай. Токарь Филан..., дальше в почерке, который, скорее всего, "съело" время, фамилии не прочитать, был виновен в убийстве по неосторожности какого-то ученика... "Начальник цеха (что-то, не разобрать) не выдал (кому-то), от бликов света со стекла..." (тоже толком не разобрать, что написано).
"Может очки не выдал человеку? А что еще может защитить его глаза от солнечных бликов?
– размышлял Синцов.
Протерев
"В цехе N4 в ночную смену получила сильные ожоги бригада аппаратчиков. Треснула цистер... (остальные буквы не разобрать) ...той, люди работали без спецодежды и были обо...ы", - с трудом прочитал Синцов.
Хотел было развязать тесемку, чтобы открыть "Дело N 47 (а)", чтобы с ним познакомиться, но в этот миг его позвал в кухню Кораблев.
– Возьмите в том ящике себе чайную ложечку, - указал пальцем на кухонный стол Кораблев.
– Они серебряные.
Николай, выдвинув на себя ящик, отметил, что весь кухонный гарнитур ярко белого цвета. Вот, какое оно серебро. В ближнем углу лежала связка ключей, скорей всего, от книжных шкафов в зале, которую Кораблев считает утерянной.
"Чай N36" на вкус был кисловатым, но крепкий чайный запах был достаточно сильным.
– Моя бабушка его любила, - рассматривая упаковку чая, сказал Николай.
– А в те времена, дорогой мой сосед, другого чаю у нас в магазинах и не было. Индийский, да этот, и еще парочка разновидностей, - улыбнулся дед, оголив свои желтые зубы.
– Все зависело от того, как его приготовить. Вот, я сейчас вам его приготовил, как учила меня моя мать. Сначала нужно подогреть кипятком заварной чайник, дать ему хорошенько нагреться от него, и вылить его. Записывайте, записывайте, что же вы...
Николай, широко улыбаясь, открыто смотрел на Кораблева, на его обросшие сединой бороду и щеки, на глубокие морщины, "изрезавшие" смягченными линиями лицо, переносицу и лоб, на покрытые белым туманом, когда-то, наверное, черные глаза.
– вы сталинец или...?
– Без "или"!
– словно отрезал Кораблев.
– Я - чистый ленинец и сталинец и горжусь этим званием. И до сих пор готов лезть на баррикады и убивать ненавистных нам капиталистов.
– вы были коммунистом?
Кораблев, сощурившись, посмотрел на него, взял маленькую черную коробочку и надавил на кнопку, и тут же раздалось рычание собаки.
Синцов от неожиданности вздрогнул.
– Неправильный вопрос, Николай Иванович, - Кораблев отложил в сторону эту черную "рычалку".
– Я останусь коммунистом навсегда. Я в сорок третьем был принят в коммунистическую партию, когда служил в рядах НКВД. Это значит, молодой человек, в народном комиссариате внутренних дел, и мне выпала честь расстреливать предателей Родины и тех, кто трусил и бежал назад, когда ряды Красной Армии наступали на ненавистного всем нам врага (!), на нацистов, на фашистов! Я прошел и германскую(!), и японскую(!) войны(!), всю Отечественную
"Человек восклицательного знака!", - почему-то окрестил он Кораблева этим знаковым именем. Это люди - герои того времени, которые поднимались из окопов и с возгласами "За Ленина, за Сталина!" шли в атаку. В эти мгновения, они не боялись ни пуль врага, ни рвущихся мин и снарядов. Они дорожили партийным билетом больше, чем своей матерью и своими детьми. Для них каждое, даже минимальное партийное взыскание, воспринималось, как крайняя мера - расстрел. Это - великие люди.
– ...И когда штрафной батальон засел в болоте, когда их солдаты и офицеры боялись вылезти под шквальный огонь противника(!), я поднялся во весь рост(!) и, строча по ним из своего автомата(!), заставил этих бойцов подняться в атаку! И мы смели немцев. Я сам тогда взял в плен их офицера и привел его в штаб полка. И мне сам командир полка(!) жал при всех руку и представил к награде, медали "За отвагу".
– вы - герой!
– Я всегда, как подобает настоящему ленинцу и сталинцу, был впереди! Я не боялся ни немца, ни япошки. Я их загонял в болота и в море и не давал им возможности вылезти назад! Нацистам нет дороги назад на нашу землю!
– А после войны вы остались служить в НКВД?
– Да, и этим горжусь. После курсов я много чего сделал для Родины!
– И дослужились до какого звания?
– До капитана!
И только сейчас Николай заметил трясущуюся руку этого человека, усыпанную темными пигментными пятнами, потихоньку растворяющимися белыми старческими красками.
– Кода я пришел на этот завод, мне предложили служить в ВОХРе, но я отказался. Я начал работать сверловщиком в механическом цехе. Это очень, скажу вам, ответственная работа, математическая, я вам скажу! Нужно было с точностью с чертежей перенести форму отверстий на железные листы, на заготовки, на фланцы. От этой точности зависело качество сборки любого механизма, крышки, заглушки. И я ни разу не ошибся. Поэтому коммунисты цеха избрали меня секретарем партийной организации, а через два года, коммунисты завода все до одного проголосовали за то, чтобы я вошел в партийный комитет предприятия!
– Это очень высокое звание?
– вы правильно задали вопрос, молодой человек. Член парткома - это высочайшее звание для коммуниста. Это мы несли передовое знамя нашего химического комбината! Это под нашим флагом он выполнял и перевыполнял плановые задания трудовых пятилеток! Это мы контролировали работу каждого участка завода! Это мы наказывали лодырей, тунеядцев, пьяниц, прогульщиков! Это мы строго спрашивали с ответственных лиц за нарушение правил безопасности труда, за выдачу бракованных инструментов, за выпуск бракованных деталей! И я за эту работу неоднократно награждался грамотами и дипломами администрации комбината, райкома и горкома партии! Я - ветеран труда!