Тень Великого Древа
Шрифт:
– Вы обладаете сокровищем, граф Бенедикт.
– Я хотел бы преумножить богатство, объединив его с другим. Имею на примете весьма достойного человека и от души надеюсь на союз.
Флеминг медленно перевел взгляд на лорда Мартина – и обратно, к Виттору.
– Что скажете, милорд, о моем предложении?
– Я это... вообще, я пока не думал… - начал Мартин и осекся, заметив, что вопрос был адресован не ему.
Флеминг обращался к Виттору Шейланду, будто тот целиком властвовал над младшим братом. И Виттор принял это как должное:
– Граф Бенедикт, такой выбор делает
– Так и есть, - без лишней скромности признал Флеминг.
– Дайте же время осмыслить ваше предложение и, вполне возможно, я отвечу согласием.
– Благодарю, милорд.
– Эй, что такое, ну! – вскричал Мартин. – Меня бы тоже недурно спросить!
Игнорируя его, Виттор сказал Флемингу:
– И не забудьте, граф: вы обещали выдвинуть из Беломорья батальон, чтобы установить блокаду вокруг Первой Зимы.
– Мой собственный сын займется этим.
Виттор пожал руку Флемингу и отпустил его, а затем повернулся к брату:
– Марти, мы оба знаем о тебе то, чего графу Флемингу знать не нужно. На тебя всякое находит.
Мартин задохнулся от гнева:
– Находит?! Находит, тьма сожри?! Вит, я не безумец! Даже Иона сегодня сказала…
– Ты точно безумец, если слушаешь Иону. Флеминг прав: тебе нужна жена. Остепенишься, поумнеешь, а если нет, то будет кому присмотреть за тобой.
– Присмотреть?! Я что, глупый ребенок? Я воин, ну! Носитель Перста, стрелок, охотник!
– Да, да, ты молодец. А теперь подумай, как хорошо быть женатым. Слышал, что сказал граф: милая, добрая, покорная. Ты же такую и хочешь, чтобы пятки лизала.
– Ну, да, но не эту… Я ее даже не знаю. Я другую того… люблю, как бы.
– Кого же, позволь узнать?
– Л… Лауру.
Виттор усмехнулся. Виттор снова потрепал щеку брата, и тот гневно оттолкнул:
– Что смешного?!
– Л-Л-Лаура сожрет тебя с потрохами. Это хитрющая агатовская тварь, похлеще всякой Ионы. Галлард взял ее в заложницы – и сам не заметил, как очутился у алтаря. Она оседлала приарха, будто пони. А из тебя сделает комнатную собачку.
– Да ну… Быть не может…
– Марти, младенец ты наивный, научись уже видеть людей!
От злости и стыда Мартин покрылся пунцовыми пятнами. Джоакину тоже стало не по себе, но он счел разумным согласиться с графом:
– Да, милорд, ваша правда.
– Конечно, моя. Кстати, кто из вас выбрал Гвенду?
– Виноват… я, милорд.
– Почему ты? Я же поручил брату.
– Он э… был немного занят.
– Ага, ковырянием в носу. Мартин настолько слеп, что не смог даже выбрать няньку, вот и поручил тебе. А ты хорошо справился, Гвенда мне по душе. Любит детишек, как родных.
– Вит… - просипел Мартин.
– Что – Вит?
– Иона сказала…
– Да боги святые! Она же гавкает по-собачьи. Ты научился понимать лай?
Мартин откашлялся.
– Она сказала, ты мне совсем не доверяешь. Я столько лет искал бессмертие неправильно – а ты не подсказал, как надо.
– Баран. Я знать не знал,
– А я не знал, что ищешь ты. И это, ну… обидно.
– Уфф. Иди поешь, выпей вина, успокой нервы. Сир Джоакин, пригляди за ним. Потянется к Лауре – бей по рукам.
Армия Избранного пировала везде.
Пировала в Уэймаре, празднуя воскрешение графа Шейланда, и продолжала на пышных похоронах Галларда Альмера. Покойный приарх получил титул великомученика и почетное прозвище. Избранный выделил участок для собора святого Галларда Предтечи – и увел армию пировать в южный Нортвуд.
Тамошние жители встретили его с опаской: по всей империи шли жуткие слухи о Перстах и Мече Богов. Но Избранный пленял сердца. Он был весел и добр, усыновлял детишек и холил, как своих. По просьбе людей исчезал и возникал, повторяя в малом масштабе чудо своего воскрешения. А кроме того, давал пиры.
В Вудсе он накормил все население города. Вдоль целой главной улицы выстроились столы, запах гуляша достиг соседних деревень. В Магриде Избранный купил четыре баржи, полные рыбы, и угостил всех, от бургомистра до котов. А уж как питались его воины – это надолго войдет в нортвудские легенды. Рыцари состязались: кто кого переест. Так набивали животы, что не могли подняться, и сквайры силком утаскивали их из-за стола. Закатники, и прежде-то любившие пожрать, теперь жевали днями напролет. Наполняли снедью переметные сумки и на марше запускали туда руку. Шаваны Пауля, непривычные к северной пище, мучились несварением… А встречные нортвудцы лопались от зависти: эх, нам бы такого сеньора! Избранный утешал их: я-то теперь и буду ваш сеньор.
Бирбис и Лисий Дол встретили его раскрытыми объятиями. Слухи о чудотворце опережали ход его полков. Сияя неземными доспехами, Избранный восходил на щитовое место и говорил свою любимую речь: как он сумел достичь успеха – а значит, сможет любой, кто искренне верит. Называл всех друзьями или братьями, играл с детьми, обещал сделать весь мир единою семьей. И, конечно, пировал.
Застолье в Бирбисе вошло в историю, поскольку тамошний епископ умер от обжорства. Без шуток, прямо за столом. Говорят, он еще вдох-другой после смерти продолжал жевать. А в Лисьем Доле трапеза вышла скомканной: армия Избранного спешила на битву с кайрами. Зато какой пир закатил граф Шейланд после победы!.. Целый акр леса срубили на дрова, зарезали двести свиней и пятьсот овец. Никто не смог уйти от стола – воины уползали на карачках или засыпали на месте. Запах манил из леса хищников, звери являлись прямо к столу, и пьяные люди совали им в зубы мясистые кости…
Но в Ориджине все изменилось. Большинство замков оказались пусты, так же как хутора и деревни. Избранный больше не мог грабить, а поставки из Нортвуда не поспевали за армией. Солдаты начали затягивать пояса, и, сказать по правде, это радовало Джоакина. Пиры в Нортвуде были хороши, но здесь, в древнем Ориджине, душа просила чего-то более великого, чем обжорство. Во дворе очередного захваченного замка воины обгладывали бараньи ребрышки, офицеры запивали красным вином пахучий сыр. Избранный смотрел, как кушают дети, и приговаривал: