Тень Великого Древа
Шрифт:
– Ну, если два.
– Я согласна.
Он не понял:
– На что, тьма сожри?!
– С вами согласна. Вы правы, отец.
У герцога Мориса Лабелина отвалилась челюсть.
– Вот так просто?
– Вы б не кричали, а сразу послушали. Да, я тоже не хочу рисковать ради Первой Зимы. На сей раз я за осторожность.
– Неужели? Ты ж у нас отважная и дерзкая…
– Но не тупая. Зачем воевать с человеком, который никогда не проигрывает битвы? Я хотела вернуть наши земли – вернула. Уиндли остался у кайров, зато Майн у нас. Мы не в убытке, можно и помириться.
В
– Моя ж ты девочка!
Поцеловал ее в пухлую щеку и тут же посуровел:
– Но теперь задача посложнее. Сможешь ли ты убедить муженька?
– Я постараюсь, - Магда расплылась в улыбке, вообразив самый приятный способ убеждения.
– Не так! – оборвал отец. – Адриан, в отличие от тебя, думает головой. Сумеешь достучаться до его мозгов?
– Надеюсь, что да. Но вы, папенька, должны предоставить мне пару аргументов.
– Друзья, вы слишком много внимания уделяете поверхностным вещам. Да, Ориджинам присущи доблесть и отвага, зрелищные на поле боя. Нехитрым, но ярким своим проявлением эти черты слепят вам глаза. Я же призываю увидеть суть вещей: ориджинская храбрость – столь же маловажная черта, как цвет волос или форма губ. Отвагой выигрываются мелкие схватки; большая политика ведется мудростью. Смелый человек рискнет своей головой, чтобы победить в бою. Мудрый выстроит такую политику, что любой исход битвы приведет его к цели.
Приятная золотистая пыльца окружала Адриана – светлячки плясали в воздухе. Владыка был благодушен и доволен собой, Менсон ощутил надежду: авось выйдет? Он нынче добрый. Нужно дождаться конца речи, польстить ему как следует, и потом…
– Как вы могли заметить, я выстроил именно такую ситуацию. Мои враги схлестнулись в смертельном бою, и победа любого из них приносила нам выгоду. Да, я ожидал победы Кукловода и потому сперва был озадачен успехом Первой Зимы. Но вчерашним вечером мы с генералами и магистрами, обсудив положение, сделали весьма утешительный вывод: из победы Ориджинов мы извлечем ничуть не меньше пользы.
– Только Первая Зима нам больше не светит, - отметила леди Магда.
– Милая супруга, не сужай кругозор до одного холодного городка! Мы идем к великой цели, с которой не сравнится ни Первая Зима, ни весь Ориджин. Когда сработает мой новый план…
Адриан повел речь о Великом Древе ордена. Менсон выпил половину пузырька эхиоты вечером, а вторую – утром. Пытался избежать этого, но Гурлах разжал ему рот и влил зелье, словно в пасть собаке. Теперь мысли давались с трудном. Понимать отвлеченные материи, вроде великих целей, было невмоготу. До битвы Адриан рассказывал что-то очень светлое про большие деревья и корабли, про то, как шуту снова стать адмиралом… Это было чудесно, но слишком далеко, Менсон забыл путь туда. Теперь он думал о жене. И еще – о яде в кармане.
– Милая женушка, раньше я планировал использовать лишь Кукловода, а Ориджинов списывал со счетов, словно сбитую фишку. Но если они остались на поле – я применю их тоже. На упряжке из двух коней мы живее доскачем до цели.
Адриан говорил, плясали светлячки. Менсон с трудом вращал жернова своих мыслей.
Второй вариант: убить Карен. С тою же целью – избавить от мучений и позора. Едва подумав об этом, Менсон втыкался носом в стену. Ничего дальше он не видел. Как найти пищу жены, как подсыпать яд? В каком кармане яд лежит, и что значит само слово: «яд»? Да и кто я такой, и о чем думал минуту назад?.. После слов «убить Карен» все мысли замерзали.
И третий вариант: отравить владыку. Возможно, Карен имела в виду именно это. Сама она не смогла бы, а мне – в два счета, хоть сейчас. Со вчера так и стоит на столике Птаха без Плоти, а возле нее три кресла: владыки, Магды и Юхана Рейса. Перед каждым креслом стакан с водой - со свежей, только что подали. Жаль будет по ошибке отравить Магду, она неплохая деваха, но ошибиться-то нельзя: владыка сядет в центре!
– Постойте, муж мой, вы предлагаете шантажировать Ориджинов?
– Напротив, я предложу им полную безопасность. Они получили говорящие Предметы, а я смогу защитить их от деконструктора. И, заметь, никто кроме меня.
При мысли о Карен в душе Менсона теплело, все начинало таять. Давно изношенные шестерни, забывшие как вращаться; твердые камни принципов, не подходящие друг к другу по форме; клинки и клыки, отвыкшие ранить кого-либо, кроме себя… Весь этот древний мучительный хлам плавился и обращался в воду. Терпкую, сладкую, хмельную - значит, не в воду, а в вино! Весь Менсон становился сосудом с самым прекрасным вином, какое не снилось даже шиммерийцам. Вот что делала с ним одна мысль о жене.
Однако он не мог убить Адриана. Даже ради нее. Даже если Карен сто раз права, даже если владыка – последний из деспотов. Двадцать лет, пока не было Карен, шут любил лишь одного человека на свете: парнишку в камзоле принца. Все светлое, что имел, отдал только ему. Убить Адриана – все равно, что самого себя.
Выброшу, - принял решение Менсон.
И подумал с запинкой: выбр-бр-бр... Куда выбр-бросишь? Это ж последняя просьба жены!.. Да нет же, тьфу на тебя, дурак с бубенцами. Ни хрена не последняя: вот вызволю Карен, и начнет она о чем-нибудь просить. Еще достанет меня просьбами – то булочку ей, то кофе, то ножки размять. Сдуреть можно будет от всяких просьб!.. А яд – к черрртям.
Он подошел к окну и только тут заметил, что ставни открыты. Утреннее солнце прячется за горой, вершина искрится в розовом ореоле, облака бегут по небу, точно овцы. Красиво!.. Но ставни-то вчера были заперты, владыка сказал: это для безопасности. А теперь чего?..
Постучали в дверь. Жало криболы и четверка шаванов привели Юхана Рейса. Паренек плохо выглядел – измучился за вчера, загоняла его Птаха. Все еще спал, повиснув на руках шаванов. Они свалили его в кресло около Предмета.
– Владыка, ты что, снова театр покажешь?