Тени исчезают в полдень
Шрифт:
– А так – сам, и все! Без твоей помощи, без твоей! Это уж ты потом, сучка старая, руководить начала, когда уже война кончилась. Тоже мне: «Внуши Захару…» Без тебя-то не знал!..
Устин дышал торопливо, точно боялся, что им двоим не хватит воздуха в этой огромной, беспредельной степи. Пистимея покачала головой:
– Горячка у тебя. Потерпи, говорю, Озерки близко.
Устин хотел сказать: «Дура ты, какая еще горячка?» Но не сказал, потому что принялся думать о Егоре Кузьмине.
«Накладывать лапу» на Егора он начал действительно самостоятельно. После истории с мешком пшеницы, вместо которого он заставил Егорку вернуть четыре, парень совсем было
– Не вешай носа, а то уронишь где-нибудь. Ты слушай меня.
– Может, ты заставишь еще мешка четыре вернуть, а я – слушай! – огрызнулся Егор. – Эдак догола разденешь.
– Могу раздеть, а могу одеть.
– Как же это так? – Егорка недоверчиво приподнял брови, почесал ладонью изрытую оспой щеку. – Интересно бы испытать.
– Испытаешь, коли умным будешь. От оспы-то тебя тоже я вылечил.
– Ну?
– Я дуги гну, – шуткой закончил Устин. – Нехитро ремесло, а кормит. Приходи, погляди. Смекалистый – так научишься.
Егор, сощурившись, поглядел прямо в черные глаза Устина и в задумчивости опять почесал пятерней рябую щеку.
Егорка оказался смекалистым. В этом Устин убедился очень скоро.
Как-то вечером Егор ехал мимо тока на бричке, в которой лежало пласта четыре свежей отавы. Устин окликнул его:
– Кузьмин! В деревню, что ли?
– Ага.
– Подверни-ка.
Егор подвернул.
На току стояли мешки с пшеницей, которые не успели днем увезти в амбары. Егор подъехал прямо к мешкам, спрыгнул на землю.
– Чего тебе?
– Я с тобой поеду. Погоди меня с полчасика. Я сейчас – И ушел в сторожку вместе со сторожем тока Илюшкой Юргиным.
Больше на току никого не было. Егорка огляделся, быстренько сбросил траву, закинул на бричку четыре мешка с зерном, а сверху прикрыл травой.
Вскоре вышел из сторожки Устин, взобрался на бричку:
– Поехали.
Дорогой Устин запустил руку под траву, спросил:
– Чего у тебя там?
– А дуги, дядя Устин.
– Ну-ну…
– Я тоже помаленьку гну.
– Научился, вижу. – И полюбопытствовал с усмешкой: – А коли мать твоя обо всем узнает? Ведь в какой-то заповеди… этого… Моисея, что ли, написано: «Не кради».
– Э-э… – махнул рукой Егорка. – Я, когда жил в Озерках с матерью, начитался этих книг. Сперва она меня силком заставляла, а потом, понимаешь, мне самому интересно стало. Я сидел и выискивал из религиозных книг те места, где всякие пророки, праведники, ангелы да патриархи воруют, пьянствуют, женщин, понимаешь, насилуют, развратничают и по одному, и целыми компаниями… Был такой праотец – Авраам. Святой, пишется в тех книгах. А жену свою – Саррой звали – за деньги… ха-ха… на время одалживал египетскому фараону, потом какому-то царю Герарскому. За пользование женой получил Авраам много серебра, скота разного. Вот оно как праотцы-то наши умели жить. У этого Авраама был внук Иаков. Так он облапошил своего дядю и разбогател. А сын этого Иакова, Иосиф, еще похлеще был горлохват. Этот сумел обобрать всю землю Египетскую да Ханаанскую, весь народ закабалил, сука, голодать заставил. А когда Иаков заявился в Египет, сынок ему лучшие участки земли отвалил, ублажил всякими дорогими подарками. Вот как первые-то люди на земле воровали. Мать, поди, знает об этом. И жена твоя знает. Так что…
Устину не понравилось упоминание о его жене. Он сухо сказал:
– Я к тому – не перегни смотри.
– Да я осторожненько.
«Дуги» Егорка гнул действительно осторожно, но довольно часто. Об этом никто не знал, кроме Устина.
В порыве благодарности
– Ну и человек ты, дядя Устин! Может, тебе чего подбросить когда? Ты не стесняйся. Тетка Пистимея, говорю, знает…
– То ли я еще сделаю для тебя, Егор, – каждый раз отвечал Устин. – Вот подумываю: не поставить ли тебя заведующим фермой?
– Ну так что ж, давай, – чесал Егор свою щеку.
Однако вместо заведования фермой Егору поручили пасти коров. Кузьмин нервно рассмеялся, спросил у Морозова:
– Это как же понять, дядя Устин?
– Не ерепенься. Твое от тебя не уйдет. Только ты делай то, что я скажу. Пасти коров тоже умеючи надо.
Егор пас умеючи. И вскоре стал заведующим фермой вместо Натальи Меньшиковой.
Теперь Егор «гнул дуги» все круче и круче. Сколько было пропито бычков и телочек, сколько центнеров молока, сливок, сколько тонн сена продано с помощью Илюшки Юргина в райцентре и сколько тысяч рублей попало в карман Морозовым – об этом не знает никто, даже сам Устин. Об этом знает только разве Пистимея, которая, ни во что не вмешиваясь, исправно сдирала с Юргина «оброк», всякий раз с поразительной проницательностью назначая его размеры. По возвращении из райцентра Юргин обычно старался не попадаться на глаза Пистимее, обходил дом Морозовых далеко стороной. Но Пистимея все же встречала его где-нибудь и молча прищуривала глаза. А то Овчинников или Антип Никулин сообщали: «Что-то Пистимея спрашивала тебя…» Иногда сам Устин бросал одно-единственное слово: «Зайди-ка!» Во всех случаях Юргин, съежившись, кидал по сторонам беспомощные взгляды, медленно, нехотя шел вечерком к морозовскому дому.
От Пистимеи Юргин выскакивал красный, какой-то облезлый, словно ошпаренный. Сразу же бежал к Егору, шлепал шапку или фуражку об пол:
– Нет! Все!! Ишь живоглотка! Подавится когда-нибудь моими… моими заработанными, захлебнется моим потом! С-стерва, все выкачала!
– Не подвывай, – морщился Егор, – Как она говорит, у Бога не последний день. А даст Бог день, даст и пищу.
Егор неминуемо бы попался, если бы Устин его не сдерживал. На этой почве у них частенько происходили даже стычки, но в общем-то Кузьмин подчинялся ему.
… На второй или третий день, как началась война, Устин собрал у себя на квартире Андрона Овчинникова, Антипа Никулина, Фрола Курганова, Егора Кузьмина. Тут же был и Юргин. Оглядев всех, Устин невесело, горько усмехнулся: немного же он нажил здесь друзей!
Объявись Демид, стыдно было бы и показывать таких одров. Но вслух сказал:
– Вот что, братцы мои… Расстаемся, я думаю, ненадолго. Я должен быть как можно скорее там, – Устин кивнул лохматой головой куда-то за окно. – Многие из вас тоже рано или поздно понюхают пороху. Смотрите у меня, остерегайтесь, зря головы в пекло не суйте. Вернусь – нам всем много работы будет. Вы у меня и правая и левая руки.
Из всех присутствующих разве только Юргин понимал, о какой работе говорит Устин, что он вообще подразумевает за этим, на что надеется.
Вернуться в Зеленый Дол Устину пришлось совсем не так, как он рассчитывал…
Когда приехал из госпиталя Егор, Морозов обнял его, как самого родного человека.
– Егорка, черт! Вот уж рад я, что жив-здоров!.. Не совсем здоров? Ничего, вылечим! Я уж тут работу тебе подготовил. В армии ты чем командовал? Взводом?.. Как же, слышали. Кто бы мог подумать! Солдатом ведь начал. Вырос, вырос! Так вот, работку, говорю, подготовил, с Захаром Большаковым согласовал. Будешь всем животноводством колхоза заворачивать. Понял?