Тени колоколов
Шрифт:
Дионисий ничего не сказал игумену, только голову склонил ниже, чтобы спрятать загоревшиеся ненавистью и мукой глаза.
Утром четыре монастырских колокола зазвонили на всю округу. Такой благовест бывает только на Рождество и Пасху. Монахи высыпали во двор и вскоре под командованием келаря двинулись на пристань, к берегу моря, встречать гостей. Впереди с иконой Николы Чудотворца шел сам Илья. На его носу-репе бородавка тряслась воробьенком, попавшим в лапы кошке. Илья всем сердцем чувствовал: Никон приехал не знакомые
— Бам-бум, бам-бум! — стонами звенел остров, будто и небо перепугалось. Солнце смотрело-смотрело вниз да на всякий случай и спряталось в облаках, плывущих будто стая гусей: видать, и его достал тревожный колокольный звон.
К острову подплыли суда, похожие на большие широкие корыта. Блестели на солнце весла. На корме стояли стрельцы в зелено-красных мундирах.
Струги причалили. На берег перекинули доски, и по ним стали сходить на землю стрельцы. С переднего судна сошел сам митрополит. Сначала он острым взглядом окинул сверкающие купола собора, затем толпу монахов и, важно показывая свое величие, шагнул к Илье. Игумен рядом с ним выглядел тщедушным стариком с одряхлевшими плечами. Облобызались по христианскому обычаю.
— С приездом… владыка, — сказал, заикаясь, Илья и поцеловал распятие, висевшее на груди Никона.
— Здравствуй, святой отец, здравствуй, дорогой друг! — по лицу Никона пробежала хитрая улыбка.
— До каких пор, видишь, ходим по земле. Бог светлой благодатью нас одарил, — игумен платочком вытер мокрые глаза.
А колокола всё звонили и звонили…
Никона с Ильей посадили в повозку. За ними с молебнами направились и остальные монахи. Новгородские стрельцы остались охранять суда. Служилые князя свели коней на берег и поспешили догонять повозку.
Море белой пеной сердито выплескивало свои волны на остров, словно и дальше желало следовать за гостями. Но не успело. Гости уже поднялись на пригорок.
Торжественную службу провели в Преображенском соборе. Илья был не в себе: во время молебна то и дело запинался. Видя его растерянное лицо, монахи сердцем чувствовали — произойдет что-то плохое.
После службы гостей повели в трапезную, прибранную и вычищенную к их приезду. Она была низкой, с четырьмя сводами. Кормили всех одновременно, великих и малых. На столах чего только не было!
Князь Хованский с полковником Отяевым допьяна напились, пили и московские стрельцы. Никону это не понравилось, и он строго сказал:
— Нашли где жадные желудки набить!
— За такую встречу можно, владыка, — вступился Илья за стрельцов.
Никон посмотрел на него и промолчал, подавив свой гнев. Под шум и застольную суету ему шепнули: в прилеске Илья прячет вооруженных землепашцев. Если гости покажут свой характер, они встанут на защиту.
Митрополит пока не тревожился. После застолья лег на мягкую постель —
Пробудился Никон по привычке рано. Но солнце уже висело над горизонтом. Через широкое окно кельи оно смотрело прямо ему в глаза. Митрополит надел рясу и заспешил помолиться к нетленным мощам Филиппа. Не успел дойти до собора, как дорогу ему преградил молодой монах, высоченный, худой как жердь, с удлиненным подбородком. Черные его волосы взлохмачены.
— Ты кто такой? — вздрогнул Никон. — Что делаешь здесь?
— Я сторож святых мощей, Мироном зовут, — грубым голосом ответил тот.
— Разрешишь помолиться в ногах у святого?
— Воля твоя, владыка.
Монах открыл собор. Внутри было прохладно, как в погребе, горела одна свеча.
— Почему так холодно здесь? Поморозите молящихся.
— В подполе нарочно лед держим, он и летом не тает. — Мирон зажег вторую свечу, долго ковырялся, сопел, раздувал ноздри. Неожиданно спросил:
— Святые мощи приехали отнимать?
Никона бросило в жар. На какое-то мгновение он опешил, но быстро взял себя в руки и грозно зыкнул:
— Ты о чем бубнишь, привидение? Подумал, кто перед тобой стоит?!.
— Пока глаза мои не ослепли, — ответил так же дерзко монах, но смелость его, видимо, на этом и кончилась, и он рухнул перед Никоном на колени. — Прости меня, владыка, я уже утром понял, зачем ты приехал. От нечего делать не пришлют столько стрельцов…
— Понял — и молчи, ежели жизнь дорога! У моих стрельцов кулаки с дубину, челюсти тебе вывернут наружу.
— Я о другом, владыка, — не отступал Мирон. — Очень большое у меня желание с вами поехать. Ведь и там, куда поедете, мощи нужно охранять.
Никон обошел стоящего на коленях, как бы оценивая его. Смелость монаха ему понравилась.
— Ну что ж, будь по-твоему. Мне верные слуги нужны, а ты, смотрю, заботливый.
— Послужу тебе, владыка, раз Господу так угодно.
— Хорошо. А сейчас не скажешь, где Арсения Грека держат?
— В подземелье, где же ещё! Он злой дух, а не человек.
— Почему так думаешь?
— Больно уж много знает. А человеку это не под силу.
— Отведешь меня к нему? Скрытно, чтобы никто не видел.
— Это дело несложное, только ключи бы взять у Дионисия.
— А это кто?
— Мой друг. В детстве по одной улице бегали.
— Хорошо, жду. А сейчас оставь меня одного, во время молитв не люблю стоящих за спиной.
— Воля твоя, владыка! — поклонился Мирон и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Никон, оставшись один, опустился на колени и прижал широкий лоб к каменному полу собора.
Матвей Стрешнев со своими стрельцами охранял суда на берегу моря. Отряду из пятидесяти человек требовалось пропитание. Правда, запасы кое-какие были. Но перед уходом в монастырь Никон сказал: «Назад путь не короче, провизии много нужно будет. Так что запасы не трогать. Сами добывайте пищу. В этих местах даже дитя с голоду не умрет».