Тени Рагнарека

Санди ака Владлена

– Будь ты проклят! Когда я получу свободу, ТЫ, Оракул, многое должен будешь понять своим Великим Разумом. Я клянусь тебе, ты пожалеешь!!!

Фобос

Ему очень редко снились сны. А такие – сюрреалистичные в буйстве красок и образов – вообще никогда не снились. Не то, чтобы князю недоставало фантазии, но привычка измерять все с точки зрения логики и практичного расчета имеет обыкновение даже на такое явление, как сны, накладывать свой отпечаток. Не было в Фобосе умения поверить в сон или фантазию – даже на долю мгновения. Поэтому редкие сны были какими-то серыми и муторными: перепутавшиеся обрывки воспоминаний, зачастую – скучных и совершенно ничего не значащих, однако засевших в памяти, словно заноза.

Но

происходящее сейчас, определенно, не было ни одним из таких воспоминаний. Наблюдать извержение вулкана с расстояния всего в несколько десятков шагов, во всяком случае, князю в жизни не приходилось: хотя зрелище это оказалось, что ни говори, красивое. Хотя, с точки зрения Фобоса, ценящего во всем порядок и систему, излишне шумное и суматошное. Даже во сне обязана была присутствовать хоть какая-то логика, здесь же ее не было и в помине.

Вулкан с грохотом выбрасывал в черное от дыма и копоти небо ослепительные ало-золотые фейерверки, ледяную поверхность лениво рассекали ручейки лавы, словно бы лед не таял, а лава и не думала остывать от этого соприкосновения, кружились в огненных потоках, то и дело со звонким грохотом сталкиваясь, острые ледяные осколки, с шипением поднимались в воздух облачка иссиня-белого пара, почему-то горьковато пахнущие цветущей полынью, словно ледяные островки между огненных рек сплошь поросли невидимыми цветами. И, как ни странно, все это казалось естественным и гармоничным – какой-то непонятной гармонией легкого безумия. Какое-то время Фобос не мог понять, как такое вообще может быть возможным, и ответ был неожиданным. Музыка, незримой нитью прошившая эту картину насквозь, объединяла в себе несовместимое. В этой музыке были горечь полыни, расколотый лед и жидкий огонь, в музыке, отчетливо слышавшейся даже сквозь грохот извержения.

Вообще-то «самый дорогой вид шума» князя никогда не привлекал. Фобос до сих пор помнил нудную головную боль, которую ему приносили устраиваемые когда-то матушкой шумные балы, но гораздо более неприятными были воспоминания об уроках музыки, однажды закончившимися смертью неприятного учителя от магии Разрушения, с которой восьмилетний принц не сумел совладать. Но ЭТА музыка… что-то в ней, наверное, было.

Горечь на губах – смерти нет.

В чем моя вина – тишина в ответ.

Не сверну с пути – умирает вздох.

Не спасет меня ни судьба, ни Бог…

Все, что было – не было,

Все в огне сгорит,

Пламя рыжей птицею к небу полетит.

Имя мое прежнее здесь забудут пусть,

Долог путь в бессмертие –

Я еще вернусь…

Легкий ветра вздох,

Только долгий путь,

Искра на ветру,

Горечь на губах…

Смерти нет… *

Приблизившись к вулкану, князь увидел певицу – кружащий прямо над бурлящей лавой призрак. Когда-то его порой навещала матушка с нудными призывами иметь совесть, однако принц, в отличие от сестры, не желал проникаться воспоминаниями и не давал призраку необходимой для существования силы. Порой он даже осознавал, что не в состоянии вспомнить матушкиной внешности, только какие-то обрывки: золотое дно темно-карих глаз, сладкий запах цветочных духов… Весной, когда зацветала сирень, призрак досаждал ему чаще, чем в любое другое время года. А неожиданная гостья куда больше пришлась ему по душе. Хотя… это с какой стороны посмотреть.

В буквальном смысле, поскольку ровно наполовину незнакомка была редкой и изысканной красоты девушкой с мерцающими черными волосами почти такими же роскошными, как у самого князя, что было особенно необычно, учитывая царящую на Земле омерзительную моду на короткие стрижки, и почти до прозрачности белой кожей. Другая половина лица принадлежала древней высохшей старухе: кожа казалась темной и жесткой, словно древесная кора, а вместо жгуче-черного шелкового каскада эту половину лица обрамляла спутанная седая пакля. Правда глаза: глубокий сине-фиолетовый и янтарно-желтый – смотрели одинаково ясно и остро.

– Ты сейчас спишь? – низким мелодичным голосом фамильярно

поинтересовался призрак.

– Представьте себе, сплю. И не люблю, когда мне мешают.

– Ничего не могу поделать, – полудевушка-полустаруха с изяществом развела руками. – я могу существовать только в снах. Пока только в снах. Поэтому… Поэтому мне очень нужна Ваша помощь, князь.

___________________________________________________________________________________

* Тэм. Песня “Смерти нет”

Комментарий к ГЛАВА ПЕРВАЯ. СОН

http://www.megalyrics.ru/lyric/tem-grinkhill/smierti-niet.htm Песня Тэм

========== Корнелия ==========

Родители встретили Корнелию слегка обеспокоенными. По крайней мере, долго гадать, что стало причиной, не пришлось, заметив ее недоумение, Герольд Хэйл, задумчиво, словно Хай Лин карандаш, грызущий незажженную курительную трубку, без лишнего веселья в голосе сообщил:

– Бабушка приезжает к нам в субботу.

Какая именно бабушка – уточнять не пришлось. С матерью самого Герольда отношения у семьи были если не идеальные, то уж точно никого особенно не напрягающие. Эта бабушка любила путешествовать и появлялась в жизни близких не слишком-то часто, в эти короткие визиты развлекая внучек рассказами о своих странствиях, оставляя всем не слишком-то ценные сувениры по принципу «дорого внимание» и в личную жизнь семьи никогда не вмешивалась. Но матушка Элизабет Хэйл была совершенно другой. Она до сих пор не слишком-то одобряла Герольда, считая, что брак ее дочери с этим человеком – ошибка, и, исходя из этого, была абсолютно уверена, что в семействе Хэйл никто не знает ни как жить, ни как правильно зарабатывать и тратить деньги, ни вести хозяйство, ни – в особенности это – воспитывать дочек. Поэтому она регулярно приезжала с проверками и от всей широты души человека, делающего добро тогда, когда его не просят… можно даже сказать, ОЧЕНЬ не просят – начинала наставлять всех на путь истинный. Как правило, это продолжалось до тех пор, пока семейство не начинало дружно выть от этих бесконечных советов и наставлений, после чего бабушка, в очередной раз поразившись человеческой неблагодарности, отбывала с оскорбленным видом заявляя, что больше ничем им помогать не станет – до следующего раза, когда все повторялось по новой!

– Только не в ЭТУ субботу! – схватившись за голову, Корнелия рухнула на стул. – Мама, я же… ты же сама посоветовала пригласить Питера пообедать с нами. И… бабушка…

Элизабет едва заметно отвела взгляд, одновременно сердито нахмурив брови.

– Корнелия, мы должны относиться к бабушке с подобающим уважением. В конце концов, ей тоже будет интересно, что за человек пригласил тебя на выпускной вечер. Насколько я поняла, ты планируешь серьезные отношения с этим Питером – давно пора познакомить его с семьей.

– Представить бабушке человека, с которым у меня ВСЕ СЕРЬЕЗНО, – убитым голосом повторила Корнелия. – Бабушке, которая до сих пор постоянно требует, чтобы я немедленно смыла косметику и не смела даже думать ни о чем, кроме учебы! Она же… вы себе представляете, КАК она себя будет вести за этим обедом?!

– Жениться, конечно, следует на круглой сироте! – усмехнулся, скрипнув зубами по трубке, отец, тут же заработав ледяной взгляд от мамы. – Но таких мало. Если у парня и правда серьезные намерения, пусть видит, в какой теплый коллективчик ему предстоит войти.

– Это всего лишь знакомство, а не смотрины!

– В любом случае…

Рациональное зерно тут было. Как-то Корнелия приняла решение отныне быть с понравившимися парнями абсолютно честной, чтобы к ней относились… как к ней. К такой, какая она на самом деле есть – со всеми достоинствами и недостатками. И со своими родственниками тоже. С другой стороны, к правде насчет Кондракара и всего прочего, Питера можно было легче подготовить, чем к знакомству с бабушкой!

Корнелия не любила ошибаться. И ошибалась достаточно редко в своей жизни, однако, когда начинали оправдываться самые худшие предположения, хотелось бы порой ошибаться почаще! Потому что предчувствия насчет завтрашнего обеда у Корнелии были самые скверные.