Тени сна (сборник)
Шрифт:
В очередной раз поскользнувшись на мокрой траве Жилбыл ухватился за куст, но его ветка оказалась толстенной змеей, которая тут же, зашипев, укусила в ладонь. Дикая боль пронзила Летописца, он отшвырнул змею и повалился под громадную ель.
— Плохо, — сказал Лесовичок, спрятавшийся от ливня в стволе ели. Зеленый, сморщенный, он почти не отличался ото мха, покрывавшего дерево. — Змеи Черной Государыни ядовиты. Высоси яд и сплюнь.
Превозмогая вдруг охватившую его слабость, Жилбыл припал губами к ранке на руке, отсосал кровь и сплюнул. Но это не помогло. Нахлынула
— Дай сюда руку. — Лесовичок взял его ладонь прохладными, мокрыми от дождя пальцами и подул на рану. — Сейчас будет лучше. Приложим белый мох, обернем заячьим листом, а теперь обвяжем травой-липучкой…
Трава покрыла ладонь Жилбыла плотной зеленой рукавицей.
— Хорошо бы тебе корешок живолиста пожевать… — Лесовичок заглянул в глаза Летописца. — А, да ты сейчас его не найдешь.
Он хлопнул в ладоши, сбоку от сосны зашевелился дерн, и из него земляным червем стал выбираться розовый корень живолиста. Лесовичок, кряхтя, вылез из дерева и протянул к корешку руку. Но дотронуться до него не успел — из-за ели кто-то с гортанным злым хохотом по-богатырски дунул-плюнул на Лесовичка, и тот кубарем скатился в рытвину со стремительно несущейся с холма водой.
— Пожуй корень! — только и успел крикнуть Жилбылу Лесовичок, увлекаемый к подножию холма дождевым потоком. Но далеко его не унесло: с ближайших кустов к потоку свесилась бурая, вся в рыже-желтых прожилках, бесформенная груда плесени, выхватила Лесовичка из воды и втянула в себя.
— Корешок пожуй, — с утробным смешком передразнила она. — Сейчас мы тебя пожуем, вкусненький ты наш… — И заплямкала.
— Ах, ты… — попытался встать Жилбыл, оперся на локти, но это было его последним движением перед тем, как он потерял сознание.
Очнулся Летописец от холода и страшной боли в голове. Гроза прекратилась, утих и ветер, но дождь продолжался, перейдя из ливня в нудную бесконечную морось. Сил пошевелиться не было, тело одеревенело, глаза застилал туман. Несмотря на дождь, влага в рот не попадала, и в горле застрял сухой жгучий ком. А перед глазами маячила капля, которая медленно скатывалась по непонятно каким образом очутившейся во рту веточке. Жилбыл инстинктивно прикрыл рот, сжав зубами веточку. Капля, наконец, соскользнула в гортань и оказала волшебное действие. В глазах прояснилось, и Жилбыл увидел, что никакая это не веточка, а корешок живолиста, который, повинуясь последнему приказу Лесовичка, пророс прямо ему в рот.
«Спасибо», — скорбно поблагодарил про себя Лесовичка Летописец и, через силу ворочая челюстями, принялся жевать твердый волокнистый корень.
Силы вернулись к нему через несколько минут. Впрочем, не те силы, что были у него перед укусом змеи. Остатки сил. Но, все же, двигаться он мог. Он сел и посмотрел на руку. Ладонь опухла, посинела и почти не ощущалась. Он попробовал другой рукой зеленую повязку Лесовичка — не туго? Нет, нормально. Пошевелил распухшими, как сосиски, пальцами.
— Ху-ху, ожил! — сказала снизу бурая плесень, тяжелым комом сорвалась с куста и покатилась вниз, треща на своем пути буреломом.
Жилбыл тяжело вздохнул,
Терем было не узнать. Выбитые окна, сорванные с петель ставни и двери щепой и битым стеклом устилали подворье. У крыльца валялась раздавленная бочка из-под дождевой воды, здесь же — погнутый, сплющенный котелок, в котором мальцы варили березовую кашу. На коньке крыши сидел огромный седой черт, взъерошенный и мокрый от дождя, держал за ноги деревянного петуха и, довольно хохоча, ощипывал перья. Петух истерично орал, бил крыльями, но это еще больше веселило черта.
— Давай-давай, — подзадоривал он петуха, разжевывая острыми желтыми зубами деревянные перья и сплевывая труху на землю. — Громче! Мне нравится…
— Оставь петуха в покое… — сипло прохрипел черту Летописец. Голос подвел его, и вместо требовательного крика получилась тихая жалобная просьба.
Но черт ее услышал. Он свесился с крыши и заглянул в лицо Жилбыла красными недобрыми глазами.
— Покоя петуху просишь? — желчно переспросил он. — Так и быть — будет ему покой.
Он свернул петуху шею и швырнул его под ноги Летописцу.
— Вечный покой! — дико захохотал черт и сгинул.
Жилбыл присел перед горкой разбившегося в щепу деревянного петуха, потрогал ее здоровой рукой, взял одно перо.
«Отпелся ты, Петька, — горько подумал он. — Прости…»
В сенях терема Жилбыл споткнулся о перевернутую лавку и чуть не упал.
— Ну, ты, гляди, куда ступаешь! — хрипло крикнули ему откуда-то из угла сеней.
В полутьме Летописец с трудом разглядел сидевшего на корточках у стены мальца Друзяку. Всегда аккуратный, в чистой и опрятной одежде сейчас Друзяка выглядел настоящим оборванцем. Портки и рубаха на нем были какие-то чужие, латанные-перелатанные, с огромными прорехами и грязные до невозможности; сам он был небрит, лицо и руки перепачканы сажей. А голову прикрывал необычный полосатый колпак.
— Здравствуй, Друзяка, — обрадовался неожиданной встрече Жилбыл. Давно он не видел знакомого лица.
— Кому Друзяка, а кому и нет, — привычно заворчал малец. — Может, тебе еще и каши березовой подать?
— Неплохо бы, — усмехнулся Летописец.
— Раз просишь — будет тебе каша! — неожиданно без своего обычного ворчания согласился Друзяка. Он заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул.
Откуда ни возьмись в сенях появилось десятка два таких же грязных и оборванных мальцов.
— Летописец каши хочет, — злорадно оповестил их Друзяка. — Бере-озовой!
— Будет ему каша! — загалдели мальцы, налетели на Жилбыла, ухватили за руки-ноги и повалили лицом на пол.
— Эй, что вы делаете? — попробовал сопротивляться Летописец, но сил у него было мало, да и мальцы, похоже, знали, как удержать его прижатым к полу.
— Просил березовой каши? — спросил Друзяка. — Сейчас поддадим!
Мальцы задрали на Летописце рубаху, и в воздухе засвистели березовые прутья, жгучей болью впиваясь в голое тело. Ошеломленный, ничего не понимающий Жилбыл только вскрикивал при каждом ударе.