Тени утренней росы
Шрифт:
Ближе к вечеру, сидя на мелком теплом песке и глядя на темнеющий горизонт, он вспоминает осень, время сбора урожая, когда на Крит приходят холодные ветры и шторм на море длится иной раз по нескольку дней. Ночи становятся длиннее, и приходится закрывать окно, иначе гул и рев волны не дают сомкнуть глаз до рассвета. Свинцово-серое небо, затянутые тучами вершины Лефка-Ори… Сейчас все это трудно даже вообразить.
Это благословенная земля. Я научу тебя любить ее, и однажды ты обнаружишь, что больше не можешь без нее обходиться.
И я уже люблю. Я люблю. Крутые
И Кастель-Франко, темной громадой возвышающаяся за нашими спинами. Скорбь и гордость провинции Сфакья.
Он сказал: «Я хочу познать эту землю В ДУХЕ».
Познать в духе. Познать. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала. Помню, я читала, что библейское «познать» означает не «овладеть», а «проникнуть в самую суть» и одновременно «взять под защиту».
Он сказал: «Пойми раз и навсегда, я не исчезну. Ничто не исчезает».
Карусель мыслей кружится и кружится, лоб наливается свинцом, веки тяжелеют — все, приплыли, это мигрень. На сей раз не у Нейла, а у меня. Я тоже человек, к тому же с неустойчивым гормональным фоном. Сразу же учащается пульс. Ладони холодеют.
— Кажется, теперь я попала впросак, — шепчу я, борясь с дурнотой. — Таблетки остались дома.
— Попробуем без таблеток, — отвечает Нейл, пристраивая мою голову к себе на колени. — Думай только о воде. О приливах и отливах. О подводных течениях, теплых и холодных. О медлительных, безымянных обитателях глубин.
Его ладони у меня на лбу. Тихий плеск волн. Средневековые алхимики называли воду святой стихией, aqua permanens. Вода — первичная арканная субстанция, фактор трансформации и одновременно ее объект. Вода — место, откуда вышло все живое.
Я думаю о воде. Думаю. Вода во мне, вода вне меня. Ее применяют для крещения и очищения. И Нееману было сказано: «Иди и омойся семь раз в Иордане, и станешь чистым. Ибо лишь там найдешь ты крещение для отпущения грехов»[53]->->. Текст из Эдфу гласит: «Я принесу тебе сосуды с конечностями богов Нила, дабы ты мог испить из них; от радости твоей сердце мое оживет». Нильская вода считалась утешением Египта. В египетском сказании Анубис находит сердце своего умершего брата Бата, которое тот положил в «цветок» кедра, превратившийся в кедровую шишку. Анубис помещает его в сосуд с холодной водой, сердце всасывает ее, и Бата возвращается к жизни. Здесь вода оживляет. Но об aqua permanens сказано: «Она убивает и оживляет».
— Не бойся, Элена, и не сопротивляйся. Позволь воде наполнить тебя до краев. Для Оригена вода означала «воду ученья». Святой Амвросий говорил об «источнике мудрости и знания». По его мнению,
Пальцы Нейла забираются под мои волосы, массируют мне затылок. Очень мягко. Как будто кошка трется теплым мохнатым боком.
— Уже лучше? — спрашивает он вполголоса.
— Да. — Я улыбаюсь, не открывая глаз. — Как ты это делаешь?
— Это делаю не я, а ты сама.
— Неправда. — Я пытаюсь припомнить, как об этом у Толкиена: — Когда-то в Гондоре были Короли, о которых сказано в Книгах Знаний: «Руки Короля — руки целителя». По тому и узнавали, кто истинный Король…
Нейл отказывается от титула, хотя в целом признает мою правоту. Ведь и Финн Мак Кумал[54]->-> мог исцелить любого, кто принял у него из рук чашу с водой. Чашу с водой…
— Но только, я думаю, дело не в том, как тебя называют, вождем или королем… А в том, что ты из себя представляешь. Какова твоя сущность. Королей не так много, Элена. И многих истинных королей таковыми не считают. Ты можешь быть королем, а люди будут видеть монаха-аскета, или пасечника, или винодела, или воина, или странствующего проповедника, или скромного сельского учителя, или музыканта…
— …или художника, который точно знает, что ему делать со своей жизнью.
Мы плывем, обнаженные, вдоль темного берега и смотрим на Кастель-Франко, освещенную изнутри прожекторами. Оранжевое зарево над зубчатыми стенами производит еще более зловещее впечатление, чем мысль о том, что, не будь там этих прожекторов, мы могли бы увидеть картину сражения. Вода совсем теплая. Погрузившись с головой, я чувствую на губах вкус крови и с испуганным возгласом выныриваю на поверхность. Нейл прикасается к моему плечу.
— Что такое?
— Не знаю. Когда я рядом с тобой… не знаю. Со мной происходят очень странные вещи. Может, это начало какого-то психического заболевания? То я вижу зеленое пламя в твоих глазах, как будто ты джинн. Правда, у джиннов оно красное… То чувствую кровь на губах, как, например, сейчас. Думаю о битве за Кастель-Франко и чувствую кровь. Это что, паранойя? — Он молчит, и я продолжаю: — Все это ненормально. Ненормально для меня. Я оказалась на другой планете. Как же я буду жить дальше, Нейл?
Он отзывается не сразу:
— Не думай, что я не понимаю, о чем ты говоришь. Я понимаю. Но не считаю это ненормальным. Лучше спроси себя, что тебе больше нравится: жить как сейчас или жить как раньше.
— В том-то и беда, Нейл, что, вернувшись домой, я не смогу жить ни так, как сейчас, ни так, как раньше.
Вот я и озвучила мой самый главный страх.
— Это не беда, Элена. Не называй это бедой. Это будет просто другая жизнь. Все изменяется. Не бойся.
— А ты не боишься перемен? Он засмеялся: