Тео. Теодор. Мистер Нотт

Hashirama Senju

— Дамблдор ещё спросил меня… не находил ли ты следов той магии, что видел два года назад, в последнее время, — прищурившись, сказал Муди.

— Нет, профессор. Я и не искал, но… видите, никто же не пытается вновь открыть Тайную комнату. Видит Мерлин, эта вещь была единственной в своём роде, чем бы она ни была.

— Ну и славно. Помните про мои слова, Нотт. И передайте Поттеру… что манящие чары не сработают. Идите.

Теодор вышел, пытаясь понять, что именно его смутило в словах Шизоглаза. Лишь спустившись в подземелья, дойдя до гостиной и пройдя внутрь, он понял, что именно.

Вряд ли аврор в здравом рассудке

стал бы говорить слово «грязнокровка». Впрочем, про здравый рассудок здесь явно говорить не приходилось, ни два года назад, ни сейчас.

Глава 44

В день испытания погода вокруг Хогвартса и Хогсмида была на удивление хорошей. Особенно по сравнению с прежними неделями. Накануне выпал небольшой снежок, припорошивший собой раскисшую грязь, а температура упала достаточно низко, чтобы он не стаял на потеху иностранным гостям. Холодное уже теперь зимнее солнце не грело, но слепило своими лучами, а покрошенные на лужах льдинки создавали мелодию хруста под ногами спешащих студентов Хогвартса.

Для Теодора было неясным, зачем делегации Дурмстранга и Шармбаттона оставались в том же составе в Хогвартсе, как и в начале года. Более того, накануне директор Дамблдор объявил о том, что на само испытание всему Хогвартсу в более полусотню студентов и два десятка взрослых будет отведена лишь одна трибуна из четырёх; вряд ли на несколько десятков иностранцев будет отведено столько же места, сколько на всех британцев.

Организаторы турнира исправили свои первые ошибки, и сама площадка испытания стала видна лишь в тот момент, когда Теодор вместе с друзьями преодолел границу мыльного пузыря чар непроницаемости. Чемпионы Турнира, включая и Диггори, и Поттера (Артур до последнего надеялся, что ему не придётся надевать значок «Поттер-вонючка» в поддержку Седрика; уверения в том, что снятие Поттера с турнира невозможно, на него не действовали) покинули замок несколько часов назад под поддерживающие аплодисменты и улюлюканье в адрес гриффиндорца.

Теодору неприятно резало слух то, что первым среди ненавистников Поттера стал Рональд Уизли, ещё недавно бывший его другом.

Сама площадка представляла собой огромную выкошенную площадь размером с квиддичный стадион, где на высоте нескольких футов располагались, скрытые за ещё более сложными защитными чарами, зрительские трибуны. Их действительно было четыре, и Хогвартсу была отведена самая правая из четырёх. Студенты спешно стали подниматься по лестнице и занимать места, хотя, казалось, и площадка и трибуна были столь огромны, что могли вместить всех и даже больше.

Теодор, Артур, Забини, Дин, Симус и Невилл сели на пятом ряду с низу. Перед ними тут же оказались младшекурсники всех четырёх домов: Пакстон с Бэддоком, братья Криви (старший — со своим неизменным приятелем Фогарти), райвенкловская девочка со странными украшениями.

Слева к Теодору подсела Джинни с плотно сжатыми губами. К своему стыду юноша вспомнил про неё лишь в тот момент, когда уже друзья вывели его гурьбой из замка, хотя ему стоило бы проявить уважение. Грейнджер, севшая рядом с ней на место с краю, имела вид бледный и несчастный.

— Джинни, прекрасно выглядишь, — попытался тут же исправиться Нотт. — Ты задержалась с Гермионой, да?

Джинни покосилась на него с таким видом, будто бы он был флоббер-червём.

— Ну, — сказала, наконец, она, — я думала,

что один парень, который пригласил меня на бал, предложит мне составить компанию. Не дождалась и пошла с Гермионой, да. Хорошо, что Форджи оставили Рональда в замке учиться обращению с дамами.

Собственно братья Уизли, судя по шуму и восклицаниям с верхнего ряда, как раз только подошли, подвинув Бута и Кармайкла, занявших места за Тео и Джинни. Бут вообще планировал присоединиться к основной части компании, но отчего-то задержался.

— Мистер Нотт! — наклонившись с двух сторон, шёпотом заговорили Теодору на уши близнецы Уизли. — Наш профессор Шизоглаз говорит очень полезные вещи! Спину надо прикрывать! А вы тут посадили каких-то стряпчих да дрочил!

Джинни прыснула.

— Мистеры Уизли, — так же шёпотом ответил Тео. — Я даже не лорд, а лишь наследник, чего мне прикрывать спину? От кого, от вас, как на втором курсе?

— От кого угодно! Мы позаботимся о тылах, правда, Джордж?

— Конечно, Фред! Иначе этот мистер не выполнит свои обязательства!

— Какие ещё обязательства? — нахмурилась Джинни, дёрнув ближайшего к себе близнеца за гриффиндорский шарф.

— Ээээ… обязательства делать тебя счастливой, сестрёнка! — нелепо отшутился тот. Джинни состроила задумчивую мину и сложила руки на груди.

— Смотри! — дёрнул Нотта за рукав Забини, невесть как оказавшийся на соседнем месте, пока Артур зачем-то встал. — Это же Гораций Слагхорн! Моя мама мечтала оказаться на его курсе в Сорбонне, пока он не оставил Францию!

Посмотрев, куда он указывал, Тео уперся взглядом в добродушного на вид пожилого волшебника, который улыбался, здороваясь с хлыщом в дорогой мантии. Его сопровождал с видом «меня всё достало» молодой волшебник с похожей на Горация внешностью.

— Он говорит с Маршаллом Фоули! Это же блистательный артефактор, создатель лунного календаря в Министерстве! Он точно работает невыразимцем! — Блейз, казалось, мог задохнуться от восторга.

— Забини, а ты слышал, что Слагхорн работал в Хогвартсе? До Снейпа он вел зельеварение, и был деканом Слизерина. Уж получше, чем этот призрак подземелий!

Джордж (или Фред) рассмеялся, а Блейза затормошил вернувшийся Гэмп.

— Представляешь, там четыре огромных дракона в отдельных загонах, — пожаловался он. — Я хотел подобраться, чтобы рассмотреть. Хочу отправить Изольде рисунок Испытания, а они, оказывается, будут выводить по одному!

Наконец, видимо, студенты Хогвартса расселись, и кто-то из магов наколдовал постамент перед трибунами, парящий в воздухе. С важным видом по мостику на него прошёл министр Магии Корнелиус Фадж, которого представил с восторгом в голосе Людо Бэгмен.

Пока Фадж говорил очередную бессмысленную чепуху, Тео оглядел соседние гостевые места. На центральной трибуне не было школьников — там расположились, на первом ряду, судьи Турнира, включая оравшего Бэгмена, а на прочих рядах расселись с почтенным видом колдуны и ведьмы, сливки Британского и иностранных обществ. Третья трибуна была отдана иностранцам из Шармбаттона. Там сидели студенты самых разных курсов пиренейской академии, а кто-то — даже, видимо, с родителями. Ну а четвёртая трибуна была заполнена болельщиками из Дурмстранга, так же разновозрастными. Многообразие одежд одних европейцев резко контрастировало с одинаковыми шинелями строгого вида у других, это сочетание было забавным.