Теология. Введение в богословские дисциплины

Шохин Владимир

Уровню «семейных отношений» соответствует диалог единства православных поместных церквей с инославными христианскими конфессиями. Если «практические» задачи только что обозначенных богословских дискурсов связаны с улучшением положения дел в различных измерениях внутрицерковной жизни, то здесь они направлены на улучшение межхристианского взаимопонимания, плодотворного взаимообмена в опыте «домостроения» духовной жизни и, в конечном счете, к созиданию условий для преодоления разделения христиан, которое становится особо востребованным ввиду все более всестороннего и беззастенчивого наступления на христианский мир самых многообразных антихиристианских сил (как «видимых», так и «невидимых»). Рассматриваемые дискурсы отчасти перекрываются традиционной дисциплиной «сравнительное богословие», которая, однако, в настоящем виде в качестве отдельной дисциплины (иногда она считается, хотя и неоправданно, даже одной из основных) нуждается в значительных «ограничениях». Во-первых, с собственно теологической точки зрения она является «применением» экклезиологии как одного из направлений догматики [см. Лекция 6.2]. Во-вторых, ее основное содержание перекрывается изучением истории церкви под углом зрения «символогии» [см. Лекция 4.2, 3]. Имея, таким образом, все основания для перевода данного компаративистского дискурса в область «прикладного богословия», несмотря на

огромную важность решаемых им «практических» задач, можно предположить, что наиболее правильным было бы «распространение» его предмета за границы «сравнительной догматики» в области сравнительно-исторической литургики, каноники, аскетики и мистики для всестороннего сопоставления разделившихся христианских конфессий под православным углом зрения. Понять все многообразие факторов, приведших христиан конца XX столетия к новому уровню разделений, и тенденцию к дальнейшей «атомизации», различать среди них показатели действительной эрозии и проявления «личных особенностей» отдельных конфессий, связанных с особенностями национально-культурными (персоналистическая христианская экклезиология никак не может считать безусловным идеалом «глобализацию» как таковую), и рассмотреть конкретные перспективные «точки сближения» христиан в рамках всех перечисленных факторов — таковы основные задачи современного сравнительного богословия. Его практическая результативность предполагает размежевание с обеими крайностями — как конфессионального релятивизма (при котором богословский дискурс может стать практически неотличимым от религиоведения), так и «фальшивого конфессионализма» (В.В. Болотов), при котором все «свое» хорошо по определению как «свое», а все «не-свое» рассматривается с «презумпцией виновности» [200] . Для православного христианина не может быть безразлично современное влечение многих западных христиан (испытывающих в эпоху своего «постмодерна» и неуклонных адаптаций к обезбоженному миру [201] тягу к христианской аутентичности) к православной иконографии, гимнографии и восточнохристианской святоотеческой литературе, в том числе не только древней, но и новой [см. Лекция 10.3], и он должен делать все от него зависящее, чтобы это целительное стремление поддерживать. В то же время он не может не признать, что в целом ряде случаев (организация приходской жизни, дел милосердия, самого богословского образования, бережное отношение к церковным памятникам и архивам и многое другое) ему есть что заимствовать у западных христиан и что это понимание должно предполагать и практические выводы.

200

Другое важное условие соответствия данного дискурса своей задаче — избежание «полемического анахронизма», критики тех доктрин инославных конфессий, которые для них были значимыми в далекие века (типа католического учения об индульгенциях).

201

Речь идет, прежде всего, о совокупности установок на «осовременивание» Церкви (аджорнаменто), получивших полноту санкций после II Ватиканского собора (1962–1965), которое оказывается равнозначным ее обмирщению (выражающемуся, прежде всего, в резком снижении подвижнического идеала духовной жизни, закономерно сопровождающимся стремлением видеть в Церкви, прежде всего, источник «сакрально обеспеченной» душевной терапии или «мистических ощущений») и достигает результатов, прямо противоположных запланированным, поскольку человека может привлечь в Церкви то, что выше его, а не то, что приспосабливается к нему. Пределы «адаптационных успехов» в некоторых протестантских деноминациях — женское священство (и даже епископство) и церковное благословение «сексуальных меньшинств» (которые, судя по современной конъюнктуре, скоро смогут стать и «большинствами»).

В отличие от «родственного» характера диалога православия с христианским инославием (при котором православие выступает как член семьи, который смог сохранить «семейное наследство» в большей сохранности, чем прочие), его коммуникация с инорелигиозным миром может быть только «политической». Традиционной богословской дисциплины, касающейся «внешней политики» христианства, к настоящему времени не существует, но некоторые аспекты возможных изысканий в области «теологического сравнительного религиоведения» вполне могли бы составить содержание одного из современных богословских дискурсов. Поскольку и в секулярной политике имеет место различение между государствами легитимными и «незаконными режимами», то и в области религиозной различение между традиционными нехристианскими религиями и «новоделами» в виде деструктивных тоталитарных сект также представляется по аналогии оправданным (и практика этих разграничений является реальностью религиозной политики даже наиболее секуляризированных стран [202] ). Поэтому невозможность любого диалога с «религиозным терроризмом» никак не противоречит возможности такового с традиционными религиями, который, однако, не может иметь ничего общего с современным «суперэкуменизмом», являющимся законным и все более актуальным объектом критического внимания со стороны христианской апологетики [см. Лекции 5.2, 7.1]. Христианство — религия двух основных догматов о Св. Троице и Боговоплощении — не может иметь собственно «религиозного общения» с теми, для которых Иисус Христос, в Котором вся полнота Божества обитает телесно (Кол 2:9), может быть только одной из бесчисленных манифестаций безличного «космического Будды», одной из многочисленных воплощений Вишну, являющегося, в свою очередь, также одной из ограниченных форм «анонимного» Брахмана, одним из пророков Аллаха как предшественником последнего или одним из лжепророков для тех, кто ждут «истинного» мессию. Собственно религиозный диалог с нехристианскими религиями может иметь только одну направленность — миссиологическую, так как в данном случае общая позиция, не противоречащая истине, может реализоваться с христианской точки зрения только в обращении последователей нехристианских религий в христианскую веру [203] . Тем не менее, здесь нужен диалог по гуманитарным проблемам, вызванным необходимостью выживания в условиях все более опасных вторжений «человека постиндуистриального времени» [204] , которые не могут не беспокоить всех людей, придерживающихся хотя бы элементарных традиционных ценностей (каковы последователи традиционных религий), и разработка такового есть дело еще одного прикладного богословского дискурса.

202

Так 07.10.1998

была учреждена «Межминистерская группа, работающая в рамках правительства Франции» и подчиняющаяся непосредственно премьер-министру страны с целью изучения феномена сектантства и предупреждения (в контексте защиты прав человека) общества о его опасностях. В Австралии в том же году был подготовлен проект о приравнивании того эмоционального ущерба, который наносят своим адептам секты типа сайентологии, к уголовным преступлениям. Подробнее в связи с «информационными» и законодательными действиями различных стран против тоталитарных сект (начиная с «Церкви объединения» Муна, сайентологии и сатанизма и завершая мелкими «апокалиптическими группами») см.: Прозрение. Православный информационно-просветительский журнал, 1999, № 1(2). c. 15–65.

203

Христианская миссиология, таким образом, является все более востребованной альтернативой «миссиологии» якобы-христиан суперэкуменистов, направленной объективно на обращение «этнических христиан» в нехристианские религии, которая за последнее время начинает давать свои результаты.

204

Подразумеваются в первую очередь современные биотехнологии, связанные с донорством половых клеток и «суррогатным» материнством, экстракорпоральным (внетелесным) оплодотворением, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов, расширение применимости генной терапии, прожекты клонирования человека (не тождественные клонированию клеток), а также продажа органов, фетальная терапия, изменение пола, попытки полной легализации эвтаназии. С православной оценкой этих явлений можно ознакомиться по: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. М., 2001. c. 94-100. Не менее разрушительными для человеческого существа являются феномены и обычного, «нетехнологического» нравственного геноцида детей (педофилия, детская порнография и проституция) или открытая пропаганда гомосексуализма, которая в настоящее время все чаще подается не как перверсия, но как вполне естественная альтернативная «сексуальная ориентация» и едва ли не норма «развитой жизни».

Разумеется, здесь были перечислены только некоторые возможности приложения богословских дискурсов. Сферы и границы их применения в осмыслении самого широкого спектра политических, экономических, социальных, правовых, культурно-образовательных и прочих процессов современности, как представляется, вполне выходят за рамки начального курса по введению в богословские дисциплины для студентов-гуманитариев.

Ориентировочные тексты для семинарских занятий

Святитель Григорий Богослов. Пять слов о Богословии. М., Храм свв. Косьмы и Дамиана на Маросейке, 2000.

Аврелий Августин. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. Изд. подгот. А.А. Столяров. М., Renaissance,1991.

Фома Аквинский. Онтология и теория познания (фрагменты сочинений). Перевод, вступит. статья, коммент. В.П. Гайденко. М., ИФ РАН, 2001.

Честертон Г.К. Вечный человек. Пер. с англ. М., Издательство политической литературы, 1991.

Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., Центр СЭИ, 1991.

[Прот.] Георгий Флоровский. Из прошлого русской мысли. М., Аграф, 1998.

Прот. Александр Шмеман. За жизнь мира. Электросталь, Полиграмм, 2001.

Экзаменационные вопросы

1. Университетское преподавание теологии на Западе и в России (сравнительные хронологические вехи).

2. Содержание предмета теологии исходя из ее этимологического и теоретического определения.

3. Определения-характеристики религии: основные типы.

4. Содержание предмета теологии исходя из интегралистской трактовки религии.

5. Объемы понятия «богословие» в христианстве к завершению «золотого века» патристики.

6. Основные виды богословской деятельности и богословских текстов к завершению «золотого века» патристики.

7. Определение теологии у И. Конгара; степени применимости понятия «теология» к нехристианским религиям.

8. Теология и религиоведение.

9. Теология и философия религии.

10. Теология и «религиозная философия»; теология и «христианская философия».

11. Основные стадии формирования теологии как теоретического дискурса.

12. Опыты предметной структуризации теологии в Европе и в России в XIX в.

13. Общий итог предметной структуризации теологии в XIX в. начиная с богословской деятельности Ф. Шлейермахера и ее развитие в XX в.

14. Достоинства и недостатки основной предметной структуризации теологии, и новый опыт ее осмысления.

15. Наиболее актуальные направления христианской апологетики к концу XX в.

16. Источниковедческие пропедевтические богословские дисциплины.

17. Объемы понятия «догматы» и их реконструируемое определение к концу «золотого века» патристики.

18. Основные христианские догматы и направления догматической рефлексии.

19. Основные общие характеристики христианских догматов.

20. Основные дискуссионные проблемы догматического богословия.

21. Два «экстремистских» подхода в истории мысли к проблеме: христианские догматы и философская рациональность.

22. Опыты «сбалансированного» решения проблемы: христианские догматы и философская рациональность в истории церкви.

23. Предмет нравственного богословия как теотетика и его проблемный круг.

24. Нравственное богословие как теотетика и философская этика.

25. Предмет литургического богословия и его проблемный круг.

26. Предмет канонического богословия и его проблемный круг.

27. Библейская герменевтика и библейское источниковедение.

28. Основные исторические направления библейской герменевтики.

29. Патрологическая герменевтика прот. Г. Флоровского.

30. Основные прикладные богословские дискурсы.

Основная рекомендуемая литература

Макарий, Митрополит. Московский и Коломенский. Введение в православное богословие (Издание 5-е). СПб., 1884.

Честертон Г.К. Вечный человек. Пер. с англ. М., 1991.

Моррис Г. Сотворение мира: научный подход. Сан-Диего, 1981. Пространный христианский катехизис православной кафолической Восточной Церкви. Составлен митрополитом Филаретом (Дроздовым). Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2000.