Теология. Введение в богословские дисциплины
Шрифт:
Лекция 8
Нравственное богословие или теотетика
Возможность синергии догматики и философии [Лекция 7.3] при различии в их основной интенциональности — теоретико-исследовательские задачи философии и духовно-практические богословия. Тексты Нового Завета: цель познания истины дабы вы… соделалисъ причастниками Божеского естества (2 Петр 1:4). Альберт Великий (XIII в.): теология рассматривает вещи с точки зрения их благо-творности (res ut beatificabilis), тогда как философия изучает вещи сами по себе (res in se). В.Н. Лосский в «Мистическом богословии» (1944): «вся сложная борьба за догматы, которую в течение столетий вела Церковь, представляется нам, если посмотреть на нее с чисто духовной точки зрения, прежде всего неустанной заботой Церкви в каждой исторической эпохе обеспечить христианам возможность достижения полноты мистического соединения с Богом. И действительно, Церковь борется против гностиков для того, чтобы защитить саму идею обoжения как вселенского завершения: „Бог стал человеком для того, чтобы человек мог стать богом“. Она утверждает догмат Единосущной Троицы против ариан, ибо именно Слово, Логос открывает нам путь к единению с Божеством, и если воплотившееся Слово не той же сущности, что Отец, если Оно — не истинный Бог, то наше обoжение невозможно. Церковь осуждает учение несториан, чтобы сокрушить средостение, которым в Самом Христе хотели отделить человека от Бога. Она восстает против учения Аполлинария и монофизитов, чтобы показать: поскольку истинная природа человека во всей ее полноте была взята на Себя Словом, постольку наша природа во всей ее целостности должна войти в единение с Богом. Оно борется с монофелитами, ибо вне соединения двух воль во Христе — воли Божественной и воли человеческой, невозможно человеку достигнуть обoжения: „Бог создал человека Своей единой волею, но Он не может спасти его без содействия воли человеческой“. Церковь торжествует в борьбе за иконопочитание, утверждая возможность выражать божественные реальности в материи как символ и залог нашего обoжения. В вопросах, последовательно
137
Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991. c. 10–11.
Традиционное определение нравственного богословия в качестве христианской теории нравственности [138] . Признание в классификациях богословских дисциплин того основного факта, что нравственное богословие (christliche Ethik) есть раскрытие «прорастания» христианских догматов в христианской жизни как осуществление в ней Царства Божия [Лекция 4.2]. Конечная цель этой жизни как обoжение человека (??????) как максимальное со-общение тварной человеческой природы с нетварными божественными энергиями (благодать), при которой эта природа, не переставая быть собой, приобретает то, что не принадлежит ей как таковой (ср. христологический догмат — [Лекция 6.2]) [139] . Теотетика (предлагаемое здесь образование от ??????) как богословская рефлексия над конечной целью христианской жизни, раскрываемой в таинстве обoжения, над ее основаниями в христианской антропологии и сотериологии, над объективными и субъективными условиями и средствами ее реализации, а также над задаваемыми ею перспективами направления всей сознательной человеческой жизнедеятельности [140] .
138
Таково, по-существу, определение и последнего по времени из учебников по данному предмету в отечественном богословии, согласно которому нравственное богословие есть «учение Церкви о нравственному сознании и нравственном поведении человека» — Архим. Платон (Игумнов). Православное нравственное богословие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. c. 5.
139
Прот. Георгий Флоровский, пытаясь выразить то, что по-существу невыразимо, правильно указывал, что понятие обoжения «способно запутать, если мыслить в „онтологических“ категориях. Это правильно: человек попросту не может „стать“ Богом. Но святые отцы мыслили в „личностных“ категориях, и в этом месте имелась в виду тайна личной общности (с Богом). Theosis означает личную встречу. Обoжение и есть эта внутренняя встреча человека с Богом, в которой все человеческое бытие, так сказать, как в половодье наполняется Божественным присутствием». — Цит. по: Фельми К.Х. Введение в современное православное богословие. М., 1999. с. 160.
140
Весьма характерно, что некоторые Отцы Церкви прямо отождествляли то, что называется нравственным богословием, с тем, что здесь обозначается как теотетика. См., в частности: Преп. Симеон Новый Богослов. Нравственные Слова. Кн.1, гл.6. О том, как все святые соединяются со Христом Богом и становятся одно с ним // Альфа и Омега, 1996, № 9/10. c. 97-100.
Непосредственная укоренненность нравственного богословия в христианской догматике [см. Лекция 5.3]. Догмат о творении человека по образу и подобию Божию как основание всей «христианской этики». Догмат о грехопадении как основание необходимости спасения человека и невозможности его осуществления одними человеческими усилиями. Догмат о Боговоплощении как основание «объективной» возможности спасения человеческого рода как многоипостасного целого. Догмат об Искуплении как установление «объективного» средства спасения человеческого рода. Догмат о Воскресении Христовом как установление «объективного» средства уничтожения препятствий для осуществления конечного «проекта» человеческого существования. Догмат о Таинствах Церкви как установление возможностей освящения человека для богообщения. Догмат о нетварных божественных энергиях и их воспринимаемости человеком как обоснование возможности обoжения человека в синергии факторов «объективных» (действия божественной благодати) и «субъективных» (человеческий подвиг).
Уникальная глубинная антиномичность христианской теономной духовности. Бессмысленность для человека стремления стать как Бог (человек как созданный из праха земного «мыслящий тростник» — Блез Паскаль) и реальная возможность уподобления Богу («Он стал человеком, чтобы обoжить нас в Себе Самом» — свт. Афанасий Великий). Отсутствие для человека хотя бы малейшего шанса даже положить начало своему спасению собственными силами (вследствие вселенского масштаба грехопадения и пораженности им самого «центра» человеческого существа) и невозможность его спасения без участия всех его сил (вследствие того, что человек создан «по образу и подобию Божиему» свободным, а потому не может быть спасен без свободных усилий). Призванность к поэтапному восхождения по лествице добродетелей и достижению «прогрессирующих» результатов и гарантия потери всех результатов от одной мысли об их достижении и превосходстве себя над теми, кто их не достиг. «Антиномический» как следствие этого критерий духовной истины: достижения подвижнической жизни обратно пропорциональны самооценке «подвизающегося». Отсутствие соответствий этой антиномичности в менее многомерной духовности нехристианских религий [141] .
141
В качестве прямого антипода христианскому закону обратно-пропорциональной зависимости между духовными достижениями человека и его самооценкой можно представить иерархию ступеней «прогресса» бодхисаттвы, получившее нормативную трактовку в трактате «Дашабхумика-сутра» (ок. III в.) буддийской традиции йогачары. На первой ступеньке, «радостной», начинающий бодхисаттва овладевает совершенством щедрости, попечителей о всех, сострадает живым существам, которые не заботятся о своем «освобождении», и готов пожертвовать ради них женами, детьми, членами тела, здоровьем и самой жизнью, но «радостной» эта ступенька оказывается потому, что уже на ней он ликует из-за своего превосходства над «обычными людьми». Далее следует стадия «незагрязненности», на котором адепт овладевает совершенством нравственности (шила), а затем стадия «лучезарности», когда он становится способным к уразумению сокровенных умозрительных истин и овладевает совершенством терпения (кшанти), ибо денно и нощно упражняется в изучении махаянских сутр: теперь он уже должен излучать свет в небесных регионах. Постепенно он должен достичь последней, десятой ступени «облако учения» (дхармамегха): с облаком он сравнивается потому, что, подобно тому, как оно проливает дождь, так и он будет «дождить» свои милости на все живые существа и должен стать уже Майтреей, который ожидает своего часа на небе тушита, чтобы явиться на землю новым буддой. Так восхождение адепта, начавшееся с ликования по поводу превосходства над «обычными людьми», завершается полнотой самообожествления с претензией на восседание на «небесных престолах».
«Субъективный» фактор спасения и обoжения — специфическая область исследований нравственного богословия/теотетики («объективный» — сфера догматического богословия). Исполнение воли Божией — единое на потребу (Лука 10:42) средство реализации конечных целей человеческого существования. Заповеди как общие ориентиры и неисчислимое многообразие конкретных ситуаций.
Заповеди как меры исцеления больной грехом души через выполнение конкретных предписаний воли Божией. Десять заповедей (декалог) Моисеева закона (Исх. 20:1-17) как средства победы над греховными действиями: 1) Я Господь, Бог твой — …да не будет у тебя других богов пред лицем Моим; 2) Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им… 3) Не произноси имени Господа твоего напрасно… 4) Помни день субботний, чтобы святить его… 5) Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле… 6) Не убивай; 7) Не прелюбодействуй; 8) Не кради; 9) Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего; 10) Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, [ни поля его], ни раба его… ничего, что у ближнего твоего. Заповеди нагорной проповеди Иисуса Христа (Матфей 5:20-7:12) — превосхождения ветхозаветной праведности, в которых раскрываются средства победы над греховными страстями (как корням и греховных действий, против которых был обращен Моисеев закон) [142] . Невозможность разделения этики и аскетики в духовной жизни — тождественность «насаждения» положительных добродетелей «искоренению» противоположных страстей вследствие глубины человеческого грехопадения.
142
Это следует уже из первой интерпретации Иисусом Христом Моисеевых заповедей в Его нагорной проповеди: Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду… (Матфей 5:21–22). В своем толковании к этим стихам свт. Иоанн Златоуст поясняет: «Кто не предается гневу, тот, без
Заповедь о любви как единственная христианская заповедь в абсолютном смысле, объемлющая все прочие: И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим [Втор 6:5]: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего своего как самого себя [Лев 19:18]; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Матфей 22:35–40). Триединая заповедь о любви при приоритете любви к Богу (любовь к Богу как корень истинной любви к себе и к ближнему; невозможность истинной любви к себе без любви к Богу и ближнему и к ближнему без любви к Богу и истинной любви к себе). Онтологическая укорененность заповеди о любви в самом учении о Св. Троице, по которому Бог есть любовь (1 Ин. 4:8) [143] . Некоторые выражения «невыразимой» любви к Богу во внутреннем бого-служении (благоговение, благодарение, неотступная память о Боге, боязнь лишиться милости Божией, полная преданность в волю Божию) и внешнем (участие в богослужении общественном и «частном» [144] ). Интенции истинной любви к самому себе в последовательности: попечение о воспитании добродетелей, о своей душе и ее способностях (разум, воля, совесть и другие), о теле, о внешних благах (собственность, общественное положение, честь и достоинство) [145] . Интенции любви к ближнему как полная «симметрия» интенциям истинной любви к себе (возлюби ближнего своего как самого себя). Любовь и долг: обязанности семейные (в отношениях супругов, родителей и детей), церковные (в отношениях пастырей и пасомых), общественные (в отношениях гражданских).
143
Преп. Симеон Новый Богослов, комментируя Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, и они да будут в нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня (Иоанн 17:21), раскрывает смысл выраженного здесь догматического основания обoжения: «ведь Он дарует нам стать с Ним в такие отношения по положению и благодати, какие у Него от природы существуют с Отцом Его». — Преп. Симеон Новый Богослов. Нравственные Слова. Кн. 1, гл. 6. О том, как все святые соединяются со Христом Богом и становятся одно с ним. с. 98.
144
Существо христианской антропологии состоит в том, что к священнослужению как молитвенному общению с Богом (ради которого, в конечном счете, и создан был человек) и предстательству в нем не только за себя, но и за всю Церковь призван каждый христианин, а не только рукоположенный. Ср. апостольское обращение ко всем христианам: И сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом (1 Петр 2:5).
145
Приведенный евангельский текст никак не позволяет, таким образом, считать, как это иногда делается, что даны заповеди только о любви к Богу и ближнему и ясно указывает на то, что заповедь о любви к ближнему строится, в определенном смысле, по образцу заповеди об истинной любви к себе (тот, кто не желает подлинного добра себе, никак не может заботиться о других). Потому правильно поступали те авторы, которые излагали заповедь о любви к себе между двумя другими (а не после них). См., к примеру, из старых работ: Бажанов В.Б. Об обязанностях христианина. СПб., 1848. Уже согласно бл. Августину, если человек любит Бога, то он не заблуждается в любви к самому себе, а также заботится и о том, чтобы и ближний любил Бога (О Граде Божием XIX. 14).
«Конечные» перспективы бесконечного духовного совершенства в обoжении в контексте триадологии [Лекция 5]. Уподобление Богу-Отцу: Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Матфей 5:48). Вос-приятие Бога-Сына: И уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал 2:20). Стяжание Св. Духа: и общение Святаго Духа со всеми вами (2 Кор 13:13).
Некоторые проблемы для обсуждения. Правомерно ли продолжать считать основными категориями этой дисциплины «нравственный закон» или «обязанности» и прочие привычные нормативистские понятия (учитывая проблематичность таких их применений, как «закон спасения» или «обязанность обoжения») [146] или эти категории правомернее отнести к области практической, «социальной» теологии? Правомерно ли, учитывая неотделимость в религиозной жизни этического от аскетического (см. выше), считать аскетику отдельным подразделением рассматриваемой богословской дисциплины (освещающей стадии особой мистико-аскетической практики) или оснований для этого нет? [147] Оправданно ли говорить, как то часто делается, о некоей «естественной нравственности», которая является общечеловеческой (отраженной в значительной мере и в декалоге), по отношению к которой христианская может считаться восполнением, завершением и т. п.? [148] Может ли именно данная богословская дисциплина располагать ответами на актуальные нравственно-мировоззренческие вопросы современности типа проблем биоэтики и каковы возможности ее участия в законодательстве, связанном с нравственными вопросами?
146
Ср. стандартное определение: «Православное нравственное богословие есть наука, систематически излагающая христианские истины и правила христианской деятельности или христианские обязанности, на основании Слова Божия и согласно учению Православной Церкви…» — Архим. Гавриил, ныне епископ Старицкий. Православное нравственное богословие, составленное применительно к программе семинарского курса. Тверь, 1891. с. 1.
147
Обоснование интеграции аскетики в нравственное богословие было достаточно убедительно выражено одним из авторитетных русских «нравственных богословов» XIX–XX вв. И.Л. Янышевым, считавшим, что «первым основным требованием нравственного закона указан аскетизм, не религиозный (…монашеский) только, который состоит из упражнений в бдении, посте, молитвах и тому подобных подвигах, — а вообще аскетизм как непрестанно бодрствующая разумная власть или господство над стихийными влечениями…» Цит. по: Глубоковский Н.Н. Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. М., 1992. c. 30.
148
Концепция «естественной нравственности» (сравнение текстов христианских авторов с античными) была подробно расписана, в частности, в многостраничном изыскании: Попов И.В. Естественный нравственный закон (Психологические основы нравственности). Сергиев Посад, 1897.
Две основные максималистские позиции по вопросу о соотношении нравственного богословия и философской этики (ср. ситуацию с догматическим богословием и философией — Лекция 7.1,2): готовность многих немецких теологов строить нравственное богословие на фундаменте конкретных этических систем (вначале кантианской, затем феноменологической и т. д.) и позиция «полного изоляционизма». Общее между ними: рассмотрение мира человеческой нравственности и его значимости для человеческой экзистенции. Различия: 1) теоретическая автономность философской этики и теономность теэтетики; 2) нравственное как специальный предмет первой и как одна из составляющих предмета второй (см. выше); 3) умозрительный преимущественно характер первой и практическая направленность второй. Невозможность конструктивности их взаимоотношений по известной «климентовской» формуле «философия как служанка богословия» см. [Лекция 7.3]. Возможность использования нравственным богословием категориального языка этики, отдельных теологически эвристичных «прорывов» в достижениях «чистого практического разума» (от древности до настоящего времени), а также апологетического потенциала (действительного и возможного) в полемике христианского нравственного спиритуализма с многообразием натуралистических этических моделей [см. Лекция 5.2].
Лекция 9
Литургическое и каноническое богословие
Науки о церковном богослужении и законодательстве как систематические дисциплины, раскрывающие богословские измерения литургического и правового аспектов существования Церкви. Различие между догматической экклезиологией, с одной стороны [см. Лекция 6.2], и литургической и канонической — с другой. Процесс богословской синергии догматики с литургикой и каноникой: последние опираются на первую, которая, в свою очередь, также раскрывается через них. Подобные отношения между ними и нравственным богословием или теотетикой [см. Лекция 8.1]. Значительная историческая составляющая этих дисциплин в сравнении с предыдущими.
Литургическое богословие — теологическая дисциплина, предметом которой является раскрытие богословского смысла богослужения. Прот. А. Шмеман: «задача литургического богословия состоит в том, чтобы дать объяснению богослужения и всего литургического предания Церкви богословский статут»; три его основные назначения: 1) найти и определить основные категории, способные выразить полноту литургического опыта Церкви, 2) связать их с той понятийной системой, в которой истолковывается вера и учение Церкви, 3) представить отдельные составляющие литургического опыта в виде связного целого — как «закона молитвы», соприродного «закону веры» [149] .
149
Прот. А. Шмеман. Введение в литургическое богословие. Париж, 1961. c. 24–25.