Теория Нормы и теория Сверхнации
Шрифт:
«Воровство – преступно! – вновь возвещают законы. И тут же уточняют: – Не пойман – не вор». Как опять же много знает история способов воровать, не будучи ни разу пойманным! Более того – воровать в рамках закона! «Закон несовершенен…», – оправдывают парадокс сей законодатели. Но в чём главная задача любого из них, если не в постоянном совершенствованиитого, что зовётся законом? И если закон не совершенен – может быть, творец его и не стремитсяк совершенству его? И зачем тогда нужен закон, сравнимый с ковшом, дырявым ситом на поверку оказывающимся?
«Вы защищены законом, – не устают заявлять служители Фемиды, – и если вы правы – любой суд примет вашу сторону, если представите доказательства, – и тут же уточняют, – законныедоказательства.»
Законы издают правители, и не в интересах народа – в своихинтересах издают они их. Но нечего бояться тому, кто в Норме существует – даже в самом деспотичном государстве он нуженмонарху своему, и никогда острый меч Фемиды не опустится на голову его, потому что как правитель ценит его, так и ему незачем на конфликт с волей его идти. Пристроен и востребован он, и жизнью спокойной своей вполне доволен, а потому не видит в преступлении никакого смысла. Лишь тот, кто вышел из Нормы, на злодеяние готов – он лишний, и нечего терять ему. «Пан или пропал!» – вот девиз его, и с ним идёт по жизни он, надеясь чего-то добиться, но… сказочно повезёт ему, как везёт единицам, если станет он когда-нибудь этим самым пресловутым «паном».
ЦЕПНЫЕ ПСЫ
«Мы защитим вас! – пафосно заявляют они. – Правопорядок– цель наша! Закон – инструкция наша, с духом и буквой его засыпаем мы и просыпаемся! Ваше спокойствие и безопасность – вот что призваны мы охранять! Отступит беда там, где мы!» И только смех вызывают в народе, и раздаётся этот смех ещё до того, как успевает затихнуть эхо голосов их.
Давно забыли они о тех, кого охранять обязаны. Стяжательство стало Богом их, и – странное дело! – даже находят оправдания они этой бесстыдной «практичности» своей. «Могу поймать я вора, могу отправить за решётку его, – рассуждает такой, – но что даст мне это? Простой смертный сумеет по царски отблагодарить меня за то, что покарал я злодея, вред ему причинившего? Совсем не похожи его жалкие гроши на то, что достойным вознаграждением привык считать я! Я восстановлю справедливость – но что получу я за это, кроме нищенского жалования своего? А вот вора не назовёшь бедным – иные из них немало украсть успевают. Не буду я его карать сурово – глядишь, и со мной поделится. А потом снова украдёт – и снова заставлю поделиться я его. А придётся-таки упечь его – так другие найдутся, свято место пусто не бывает. Так зачем буду я во имя какой-то там справедливости убивать курицу, золотые яйца мне приносящую?»
И в самых радужных снах своих видят они миг прекрасный, как получат то, чем «поделятся» с ними. И грызутся друг с другом за перепавшее, звериным оскалом своим в грязных склоках пугая друг друга, и топят и душат вчерашних соратников своих, с коими награбленное не поделили, и, каждый день в зеркало глядя, не замечают, что всё менее на псов похожи они – уже по-волчьисмотрят глаза их, глаза опричников. И, видя всё это, готов бы был простой люд сам себя защитить, без липовой опеки их обойдясь – но разве допустят они такое? Если всех злодеев со света сжить – кто же с ними делиться-то будет?.. «Забудьте об оружии – преступно иметь его! – кричат они. – Зачем оно вам, когда есть мы? Самосуд преступен – лишь по решению суда может быть злодеем
Не существуют цепные псы сами по себе – правитель вскармливает их и на цепь сажает, дабы с лаем на вора бросались они. Но много история знала правителей, которых сильно волновала бы судьба подвластного им народа? Да полноте – знала ли она таких вообще? Не о народе – о себепеклись они веками. И не справедливости ради на воров охоту объявляли – а дабы не мешали те беззаботно грести под себя им самим.И не правопорядок защищать – лишь видимость защиты той создавать призваны цепные псы, и не от злодеев простых смертных уберегать – удерживать в подчинении их, а если захочет правитель – то и в рабстве полнейшем– вот истинная их задача. Помощь и защиту не устают обещать они, но не за этим на цепь посадили их…
В идеале в царстве Нормы не будет места преступности – отпадут сами причины, злодеев порождающие. Но тогда и надобность в цепных псах исчезнет, а значит – сделают они всё, дабы никогда не вернулось человечество в Норму природную, и злые языки их перенаселённость прославлять будут, вколачивая ещё один гвоздь в один огромный «деревянный бушлат» всем обитателям планеты Земля. Но идеал труднодостижим (да достижим ли он вообще?), и потому надобность в защитниках, в истинных стражах порядка, в поборниках справедливости, возможно, сохранится. Тогда кто сможет достойно заменить опозорившихся, давно лишивших себя доверия цепных псов? В экономике кроется ответ на вопрос этот. Любой, в Норме существующий – прежде всего производитель, а все производители стремятся к какому-то более-менее полному объединению: так всегда лучше, чем изматывающая конкуренция и война каждого в одиночку против всех. Будущее человечества – это будущее крупных корпораций, в которых каждый будет либо состоять, либо так или иначе активно сотрудничать с ними. Службы безопасности этих корпораций,наделённые функциями детективных агентств – вот во многом достойная замена лишь о себе заботящимся цепным псам. Корпорация заинтересована в стабильности бизнеса своего – и не позволит она посягнуть на того, кто частью её стал.
БЕЗВЕСТНЫЙ ПУТНИК
…Мы повстречались морозным январским вечером. Стояла лютая стужа, и, устав после долгой дороги, я решил остановиться и развести костёр, дабы хоть немного согреться. Уже почти совсем стемнело, холод ночи вовсю давал о себе знать, и, занятый своим делом, я не заметил, откуда пришёл он. Случайно подняв глаза, я увидел его, когда он уже подошёл почти вплотную.
– Не помешаю? – просто спросил он.
– Да нет, ради бога, – ответил я. Одинокий путь, которым шёл я много дней, порядком наскучил мне, и компания нового собеседника оказалась бы как нельзя более кстати.
Я ждал, когда он заговорит, но незнакомец молча грел руки у костра. Наконец, я внимательнее взглянул на него, и странное чувство вдруг посетило меня: очередной каприз погоды, похоже, совершенно не трогал его. Он не был молод, но смотрел на меня весело и задорно, и блеску его глаз позавидовали бы многие из представителей современной молодёжи.
Я первый решился нарушить повисшее молчание.
– Да, погода сегодня не подарок!
– Погода? А что погода? – в ответ оживился он. – Как говорят англичане: «Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда».
– Так то англичане! – ответил я. – У них ведь таких проблем нет, как у нас!
– Проблем? Да каких проблем? – с неподдельным удивлением в голосе спросил мой собеседник. – У нас нет проблем, кроме тех, что мы создаём себе сами.
Прозвучавшие слова заставили меня вновь присмотреться к нему. Одет он был неброско, хотя по всему в подборе вещей его угадывалось, что хозяин их имеет вкус. Происходил он явно из интеллигентов – тех, рядом с которыми подвыпивший работяга вряд ли смотрелся бы выигрышно, но – странное дело – в голосе его я не услышал тех брюзжащих интонаций, по которым так легко распознаются сегодняшние вечно чем-то недовольные, как они гордо себя именуют, приверженцы умственного труда.