Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Раз уж мы тут заговорили о достопочтенного Донасьене, – то скажу ещё вот что. Есть, как известно, у этого без всякого сомнения гениального автора такая книжка, – «Развратные учителя».
Вот это как раз о нашей школе!
Согласитесь, а?!
И вот ещё что. Известно, что учителя литературы должны наставлять своих воспитанников в морали, указывая им на пример тех или иных литературных героев. Мол, видишь мальчика в книжке! Вот делай как он! Поэтому, собственно, у нас раньше все девочки росли Катеринами, а все мальчики – Обломовыми.
Но теперь
Снежана Владимировна воспитывает молодое поколение на книгах де Сада!
Да хотя бы на тех же самых «Развратных учителях»! Сама она активно (не пассивно, заметьте!) следует примеру госпожи де Сент-Анж, в то время как её воспитанники оказываются в положении юной красавицы Эжени.
Короче, не школа у нас тут, а сплошные «120 дней Содома». Впрочем, тут и удивляться нечему. Ещё сам маркиз говаривал, что, – цитата, – «хороший учитель родного языка должен иметь язык крепкий и мускулистый».
Оно и понятно: дело-то важное – родной язык!
Он же говаривал, подбирая учителей своему сыну, – что педагог одним уж своим видом обязан «обязан ученику ласкать чресла и радовать глаз».
Об этом же говорил и Платон, который, ссылаясь на Гиппократа, утверждавшего, что «женщины и молодые люди плохо переносят голод и отсутствие красивых людей противоположного им пола», – в своём «Государстве» указывает, что учителями следует делать лишь самых красивых людей государства.
Гален указывал, что половое воздержание для молодого человека может обернуться увеличением количества желчи в организме, а как следствие болезнями печени, ухудшением характера и даже безумием! Святой Августин хотя и полагал блуд грехом, – для молодых людей делал исключение, так как им по природе положена невоздержанность в этом вопросе, а равно в еде и питие вина.
Исидор Севильский советовал даже монахам практиковать плотскую любовь и для этого посещать лупанарии не реже, чем раз в три-четыре месяца.
Я мог бы, конечно, продолжать в том же духе, перечисляя всё новые и новые мнения великих на этот счёт, но, полагаю, это будет излишне. Вы и без того, должно быть, понимаете, что я совсем не ханжа.
Однако не будем забывать, господа, что всё это не оправдывает Снежану Владимировну. Она всё-таки человек уже далеко не молодой. Трое детей на свет произвела. Так что почтенной матроне не пристало заманивать к себе в кровать юношей.
Тем более посредством шантажа и угроз.
Тем более, что у неё это дело не ограничивается простым развратом, но сопровождается обжорством, пьянством и приёмом наркотиков.
А это уже не лезет ни в какие ворота!
Тут, вы уж меня простите, – грех очевиден!
Конечно, Цицерон писал во второй книге своей «Педагогики», что «mugister debet esse pulchriosem, serviosem et doctiosem», но он же, право, не говорил ни ebriosem, ни concupiscentiosem!
В заключение же я вам должен сказать, что всё это не просто так, господа. В мире вообще ничего просто так не делается. Всё имеет свою причину! Так вот! Весь этот разврат, воцарившийся среди учителей, неопровержимо
Тут все замерли. На всём этаже повисла напряжённая, гнетущая тишина. Все смотрели на меня такими глазами, какими смотрят обычно сектанты на своего гуру. Да я, собственно, и был для них в этот момент кем-то вроде гуру.
Я сделал неглубокий вдох, а затем во всеуслышание произнёс: «Грядёт Апокалипсис!».
Я сказал это таким лужённым голосом, что аж самому страшно стало.
Первые секунды две слушатели находились в полном недоумении, но потом воздух разорвался аплодисментами.
– Браво! Браво! – вопили исступлённые, доведённые мною до полного экстаза слушатели.
По всему коридору мальчики и девочки бешено тряслись в каких-то странных и даже чуть жутковатых конвульсиях. При этом они безумно и безудержно хохотали. Боже, некоторые из них едва в припадках эпилепсии не бились!
– Постойте – оборвал я этот внезапный приступ религиозного опыта.
Увидев мою простёртую вперёд благословляющую длань, толпа вновь замолчала.
– Во-первых, – объявил я, – я хотел сказать, что впереди нас ждут нелёгкие испытания, lutte sanglante et combats inhumains. Но за ними нам откроется вся красота божественной победы.
Помнится, некогда Корней Чуковский написал сказку «Одолеем Бармалея». Там он в аллегорической форме изложил ход Великой Отечественной войны, а под Бармалеем вывел фашизм. Подобным образом и я предсказываю теперь Апокалипсис, а под Снежаной Владимировной изображаю самого Люцифера!
Толпа опять загудела, но быстро успокоилась.
– А теперь, господа, давайте вместе помолимся за спасение души нашей любимой Снежаны Владимировны, , , , , .
На том свете наша молитва ей очень понадобится, ведь без неё гореть ей в геенне огненной!
Я взмахнул рукой, и все затянули «Отче наш»: кто по-латински, а кто по-славянски. Раскатистый, всё нарастающий гул слившихся воедино голосов заставил стёкла шататься.
Звучала наша молитва очень величественно.
Это был ошеломляющий утробный рёв, доносящийся из самых глубин преисподней.
Едва мы протянули аминь, как раздался оглушительный звонок, возвестивший конец перемены.
Пребывающий в невиданном религиозном возбуждении народ со страшными криками повалил в классы. Честно говоря, я удивлялся, как двери нашего кабинета тогда вообще остались целы. Толпа ревела, как то чудище из «Откровения» Иоанна.
Учинив в дверях страшную давку, – наши всё же протиснулись в кабинет русского языка.
– О-о-о, Мара-а-ат! Это было боже-е-ественно! – почти пропела Тоня своим высоким голоском, вся съёживаясь в не очень-то приличную позу от удовольствия.
– Ей-богу, Марат, – сам Святой Дух вселился в тебя! –вторила ей восхищённая Юлька.
– Как ты вообще это делаешь?! – с невероятной завистью и удивлением вопрошал Денис.
Словом, все меня хвалили.
Тут мой триумф был прерван. Все в одну секунду затихли и стали прислушиваться. На лицах одноклассников читался ужас.