Тернистые тропы
Шрифт:
– Мама на работе задерживается.
– Так я и поверила. Я что, по-вашему, только родилась? Подкинула она вас, а сама деру дала.
Хозяйка неуклюже и лениво переваливалась с ноги на ногу, высокомерно подпирала кулаками бока. Вид у нее был слегка тупой и безумный.
Кирилл подумывал всплакнуть; его плечи и грудь подергивались и немного дрожали.
– Мама скоро вернется, честно! – выдавил он из себя.
Мальчик пристально смотрел на пугающе алчную женщину, которая все зудила:
– Давайте выметайтесь отсюда
Она жужжала, словно назойливая муха, и жужжания этого было не унять. То, что она пришла скандалить, жутко пугало Кирилла.
Тут к хозяйке дома подскочил Георгий:
– Нам нужно остаться здесь еще на ночь и дождаться маму.
– Дожидайтесь, только платите.
– У нас нет денег, но завтра мы обязательно вам отдадим. Обещаем.
– Миленький мой, обещания не стоят выеденного яйца. Знаем. Проходили.
– Мы найдем деньги!
– И где же?
– Это наше дело. Если уговор, то мы остаемся. А если нет, то мы уйдем, и вы вообще никаких денег не получите.
Нервное монотонное похмыкивание хозяйки раздражало Георгия:
– Ладно. Стул в амбар уберите, я же говорила посторонним ничего оттуда не брать.
Женщина таращила глаза. Голос ее звучал все противнее и противнее, становился черствым, бесчеловечным, превращался во что-то холодное и расчетливое, надоедливое, действующее на нервы. Братья Онисины были для этой женщины брошенными дворняжками, лишь мешающими ей.
«В эту самую минуту мы, одни, там, где нам не место», – подумал Кирилл, возвращая табуретку в амбар, заполненный хламом и мусором.
Позже ребята рассматривали в амбаре старые механизмы и сломанные лампы, пытаясь найти себе хоть какое-то занятие, чтобы отвлечься от холодной и серой реальности. Их мать с работы так и не вернулась. Некоторое время Георгий сидел, закрыв лицо руками, большими пальцами сжимая виски. Страх остаться одним с младшим братом, без матери и отца, не отступал.
Ночью он все время думал, хотя ему казалось, что он спит. Отчасти Георгий понимал, что, скорее всего, проснувшись, он снова окажется в безвыходном положении, денег, чтобы заплатить за ночлег, не будет, а Кирилл останется голодным который день – последнее пугало сильнее всего.
Лицо юноши было несчастным и бледным, как у привидения, даже ночь не скрывала этой бледности. Он был загнан в ловушку, как дикий зверь, и не знал, что делать: сдаться беде без потерь или все же разобраться в ситуации и выйти победителем, справившись с ударами рока?
Нет! Он потряс головой. Георгий не готов был плакать и даже всхлипывать не планировал. Никому еще не приходилось видеть Георгия Онисина, шестнадцатилетнего парня, плачущим. Он, первенец отца, был твердым человеком с крепким юным телом и упрямым характером, без жалости к себе.
Под утро, когда его извилины заработали как следует, он, как назло, задремал. Кирилл тоже спал и видел во сне пианино. Он сидел за любимым инструментом на своем любимом стульчике,
Свет утреннего солнца просачивался между досок – они податливо подчинялись золотым лучам и безжалостно демонстрировали уродство амбара. Кирилл потянулся и зевнул, мягко покачивая головой вправо-влево – сон уже почти оставил его.
Пока Георгий ждал, когда его брат проснется, запутанный клубок его мыслей понемногу распутывался, исчезли уныние и паника. В действительности перед Георгием стоял лишь один вопрос, и Кирилл его озвучил:
– Что будем делать сегодня?
Бесконечно сидеть в амбаре, ничего не предпринимая, не выход. Георгий решил, что в скором времени им нужны будут кров над головой, еда и что ответственность за все это лежит на нем.
– Работу пойдем искать. Нам нужно деньги раздобыть.
То, что он – крепкий парень, ободряло Георгия. Он допускал, что им с младшим братом доверят хоть какую-то работу, пусть и тяжелую.
Кирилл коснулся своей одежды и заметил, что она совсем сырая, к тому же ему тоже надоело сидеть без дела.
– Нам следует побыстрее уходить отсюда, пока вредная хозяйка не пришла, – констатировал маленький Онисин.
Они оба подошли к двери и, открыв ее, увидели ясный солнечный свет, сулящий что-то новое и доброе. С растущим волнением они прошли по дорожке мимо крыльца; сердитого пса поблизости не оказалось, а быть может, он спал, утратив бдительность. Вынырнув на улицу через калитку, ребята соображали, что же делать дальше и куда идти. Вариантов пока не было, и они решили брести куда глаза глядят.
Хозяйка дома, «гости» которого называли ее Эльвирой, поднялась с кровати, оделась и медленно, колыхая тучными бедрами, пробралась к выходу из комнаты. Затем она с минуту постояла у двери комнаты студентов, которые у нее квартировали, прислушиваясь, как кто-то из них то ли причитал, то ли уговаривал, то ли в чем-то обвинял другого. Предупредительно и строго она постучала в дверь жильцов: мол, пардон, но никто и ни за какие деньги не имеет права нарушать тишину и порядок в моем доме, черт бы вас побрал. Закутанная в несуразный халат, она вытащила из кармана тряпку, заменявшую ей носовой платок, высморкалась, обтерла ею же губы и отправилась, тяжело дыша, в кухню.
Быть голодной для нее – страшное дело! Эльвира – по правде говоря, ее настоящего имени никто не знал – бесцельно постояла у окна, всухомятку жуя пирог и строго посверкивая глазами в сторону амбара. А когда наконец дошла до него, он оказался пустым. Женщина обнаружила, что дети-подкидыши сбежали, и ее губы тронула неприятная улыбка:
– Подонки. Ну, пусть только не придут…
Город еще толком не проснулся, а братья Онисины уже шарили по улицам в поисках работы. Ничего не найдя, направились к рынку.