Тернистые тропы
Шрифт:
– Вам чего надо?
Левая рука Светланы Матвеевны нырнула в сумочку и достала оттуда деньги:
– Простите, нам негде переночевать… В гостинице мест не оказалось… Вы не пустите нас хотя бы на одну ночь?
Женщина взглядом следила за тем, как Светлана Матвеевна сжимает в руке купюры.
– Дети ваши?
– Мои. Младший уже засыпает. Мы много места не займем.
Разгорающееся любопытство побудило хозяйку дома взглянуть на золотые сережки Светланы Матвеевны, и та вполне поняла, что от нее требуется. Не отрывая зачарованных глаз от
– Этого мало. Сережки тоже снимай.
Оцепеневший Георгий был на грани паники: если сейчас эта женщина не откроет дверь калитки, останутся они на улице без денег и без материного золота. И что тогда?
Светлана Матвеевна поспешно сняла серьги с ушей и в раскрытой ладони просунула их сквозь штакетины забора.
– Входите.
Когда хозяйка дома одной рукой открыла калитку, свет на ее лицо упал так, что Георгию показалось, будто перед ним страшная змея – жирная, извивающаяся, противная, с жесткими черными сальными волосами. Войдя в ограду, они поняли, что ведут их не в дом, а на задний двор, заросший сухой травой, а манящее крыльцо вдруг показалось таким далеким и недостижимым…
– Идите-идите, – женщина бешено махала руками в сторону накренившейся утлой постройки.
Сонный Кирилл прижимался к шее брата, и его маленькое расслабленное тело казалось тяжелее, чем есть на самом деле. Ноги Георгия дрожали от напряжения, голова сильно болела. Вздохнув, Онисины остановились у деревянной постройки.
– Спать будете в амбаре, – скомандовала женщина. Ей пришлось приложить усилия, чтобы сохранять более-менее приятный тон голоса.
В голове Георгия пронеслась мысль: «Смотря правде в глаза, нужно признать, что некоторые свиньи ночуют в лучших условиях».
– Спасибо вам большое, – с недоумевающей и болезненной улыбкой произнесла Светлана Матвеевна.
Георгий поначалу даже отпрянул от увиденного, затем с отвращением осмотрел амбар и спросил без шуток:
– Так а где же здесь спать?
– Спальных мест нет, – констатировала хозяйка, расхаживая по амбару. – Можете что-то подвинуть. Я разрешаю.
– Спасибо…
Пребывая в самом скверном расположении духа, женщина, вертя в пальцах серьги Светланы Матвеевны, с недоверием заявила:
– Выносить ничего нельзя.
В общем-то, из амбара нечего было выносить. Там хранилось какое-то барахло, да и только.
Георгий с нахлынувшей на него волной отвращения задал вопрос:
– Вода у вас есть?
– Не-а. Воды нет. Не шуметь. Все спят.
Сунув руки в карманы халата, хозяйка вышла наружу, прошла по дорожке и нырнула в дом. Онисины остались в амбаре одни. Он казался им свинцово-серым. За то время, которое они осматривались здесь, уже несколько раз успела поскрестись мышь. Ничего удивительного, ведь все было покрыто плесенью и пылью. Светлана Матвеевна плотно закрыла дверь.
На глаза Георгию попались ветхие коробки и отсыревшие мешки: он сносил их по одному к матери, затем возвращался
Тяжело дыша, Георгий опустился на полуразваленную табуретку. И хуже всего было то, что он только прикрыл глаза, как тут же сидя уснул.
На часах было десять.
В голове Светланы Матвеевны – она лежала лицом к стене – студеные мысли мчались по замкнутому кругу со скоростью белки в колесе: выселение из квартиры сильно огорчило ее; ей, разбитой женщине, теперь нельзя было знать наверняка, что ждет ее детей завтра. Женщина еще пару часов вглядывалась в темноту отвратительного амбара, но наконец заснула.
Рано, в восемь с небольшим утра, в кабинете работников НКВД произошел разговор. Майор Черненко закрыл на минуту глаза и втянул сухими губами глоток чая.
Лейтенант Каменев обратился к Черненко:
– Тимофей Афанасьевич?
– Валяй.
Лейтенант позволил себе роскошь отвлечься от заполнения отчетов. Он немного помолчал (видимо, готовился сострить), а потом спросил:
– В цирк со своей завтра не хотите сходить? Сам не могу.
– А? – быстро переспросил Черненко, отрывая верхнюю губу от ободка кружки. – Почему?
– Теща завтра приезжает, цирк дома будет.
И лейтенант Каменев издал приглушенный звук, означающий смех.
– Слушай, я не умею отдыхать, честное слово, – отстраненно выговорил Черненко.
Он казался невыспавшимся и чем-то удручен.
Стоя у окна, Тимофей Афанасьевич бледно и глубокомысленно заулыбался. Напрягая глаза, разглядел Онисину, спешащую к зданию комиссариата. Сделал длинный вдох, краткую паузу и выдох усталости. В последнее время он стал раздражаться по пустякам. По привычке пальцами побарабанил по подоконнику.
В кабинете гуляли холодные сквозняки. Каменев достал из верхнего ящика два билета и небрежно положил на угол стола.
– Места хорошие. Берите, Тимофей Афанасьевич.
– Ладно, возьму. Твоя взяла. Звери будут?
Хмурясь, Черненко подошел к уткнувшему нос в документы коллеге. Тот что-то писал, зачеркивал, комкал листы бумаги и наполнял ими корзину с мусором.
– Конечно будут, – ответил лейтенант. – Высшей категории.
Болтовня о представлении в цирке была лишь болтовней. Левой рукой Черненко взял билеты и положил их в нагрудный карман кителя. Закуривая, он решил, что пора бы откровенно побеседовать с подчиненным о делах.
– Что у нас с женами врагов народа?
Каменев беспокойно заелозил на стуле, отыскивая глазами информацию.
– Со всего Краснодарского края арестовано 79 женщин. Завтра этапируют.
– Место там оставь одно, в своем отчете, для круглого счета, – мрачно объявил Черненко.
– Для кого? – вскользь спросил его Каменев.
Черненко прошагал к окну, ткнул в стекло пальцем.
– Слоняется здесь мадам, которой отчаянно хочется к мужу. Чую, место себе пробивает.
Сражаясь с табачным дымом, напряженно кашлянув, Черненко передал сигарету сослуживцу.