Тернистые тропы
Шрифт:
Со вчерашнего вечера они все почти не разговаривали друг с другом. Но много думали. И мысли были страшные: они повисли над квартирой, будто черные тучи, готовые лопнуть и разразиться проливным дождем.
Георгий сосредоточился на лице матери и без комка в горле, но с хрипотой прилежно произнес:
– Мама…
– Да, сынок.
Георгий помедлил.
– Пообещай, что мы сходим к папе.
Светлана Матвеевна старалась объяснить Георгию, что им в милицию лучше не ходить:
– Послушай-ка, сынок. Товарищ милиционер может нас не пустить к папе или
Ее старший сын достаточно ясно помнил, что делали и как себя вели в их квартире милиционеры, но он изо всех сил настаивал на своем, внушая матери:
– Я все равно хочу увидеть папу.
Онисина тихо вздохнула и согласилась.
Обедала их семья в серой тишине, в глубине души надеясь на чудо – что на их улице будет праздник.
После полудня Светлана Матвеевна и Георгий тихонько выскользнули из квартиры. По улице никто не шагал, из окон никто не выглядывал, тротуары казались пустынными, город оцепенел и затих.
Здание НКВД, полное скорби, напоминало голодное чудовище. Невозможно было узнать, что оно таило в себе и скольким людям удалось вырваться оттуда.
На проходной дежурил неподвижный сержант. При звуке голосов женщины и юноши он вытянул шею и бросил на них недобрый взгляд.
Светлана Матвеевна легонько пригладила волосы сына, стараясь произвести доброе впечатление на милиционера. Георгий встревоженно ждал, что каменное выражение спадет с лица милиционера, но нет, не спало.
Полчаса женщина с мольбой, сковывающей ей горло, повторяла дежурному, что сверток в ее руках – очень важная передача для ее супруга, гражданина Онисина Андрея Сергеевича. Человек в форме то и дело вытягивал шею, поглядывая на юношу: тот переминался с ноги на ногу за плечом матери, беспомощно наблюдая за происходящим.
Сержант неизменно, почти принудительно настаивал на том, чтобы мать с сыном покинули здание. Этот ужасный, отвратительный тип, пожимая плечами, холодно повторял «Не положено!» на каждое «Проверьте, пожалуйста, находится ли здесь Онисин Андрей Сергеевич?»
Морща лоб, Георгий наблюдал, как его мать штурмом берет энкавэдэшника.
– Вы только скажите, он точно здесь? В этом корпусе? Проверьте, прошу вас! О-ни-син. Его утром так и не отпустили домой, поймите. О-ни-син…
Светлана Матвеевна пронзительно смотрела на мужчину в форме, который надзирал за порядком в здании: женщина питала надежду, что в нем проснется что-то похожее на человечность. Но милиционер лишь молча открыл дверь, чтобы помочь гражданке с сыном выйти.
Напоследок она еще раз попыталась сунуть в руки энкавэдэшнику сверток с личными вещами мужа, и в очередной раз человек в форме отказался даже прикоснуться к нему, пригрозив женщине неприятностями.
Через минуту в дверях около Георгия появился худой, высокий и немного сутулый мужчина, которого Онисиным пришлось видеть у себя дома во время обыска. От него пахло папиросами и стойким одеколоном.
Неприятный сержант на проходной моментально вытянулся по стойке смирно и отдал честь, как оказалось, старшему по званию.
– Вольно.
Равнодушно
– Почему тут посторонние?
Сержант перевел взгляд с невозмутимого лица офицера на гражданских.
– Здравствуйте! Это же вы забирали вчера моего мужа? Онисин – помните такого? – отозвалась женщина.
– А что случилось? – насмешливым тоном поинтересовался старший энкавэдэшник.
– Я жена Онисина, Светлана.
– Жена кого? – переспросил тот, до конца не понимая, кто перед ним и что от него хотят.
– О-ни-си-на Андрея Сергеевича. Мы с сыном хотели бы увидеться с ним.
– Гражданка, вам же объяснили: свидания запрещены. Это режимный объект. Дайте пройти.
Светлана Матвеевна поразмыслила секунду, а затем перегородила офицеру путь.
Безвредная женщина показалась энкавэдэшнику смертельно опасной.
– В чем дело? – повышенным тоном сказал он.
– Нам хотя бы… посылку передать, – женщина с несчастным видом уперлась взглядом в сутулого офицера.
– Послушайте, незачем так переживать. Как вас?..
– Светлана Матвеевна…
– Светлана Матвеевна, перестаньте истерить. Его сегодня, ну, край завтра, выпустят. Это формальность, которая просто затянулась.
– Хотя бы теплые вещи возьмите, – в руках Светланы Матвеевны дрожал сверток. Она протянула его милиционеру.
Он взял его в руки и пару раз встряхнул, а затем с недоверием открыл, будто передача могла нанести ему вред. Взгляд энкавэдэшника проплыл по мужской куртке.
– Вещи не положено! – экспансивно объявил тот.
– Ой! Что же нам делать? – застенчиво и жалобно спросила Светлана Матвеевна.
– Хотите что-то передать – пишите официальное заявление через секретариат. Он в соседнем здании.
В стеклянных глазах человека в офицерской форме совершенно ничего не виднелось, тон его голоса был лишен малейшего выражения. Георгий с легким юношеским беспокойством зашевелился, попытался улыбнуться офицеру, но без заметного успеха – Онисины его не волновали.
– Я прошу вас, сделайте одолжение, мы в долгу не останемся…
Офицер промолчал. Во рту Светланы Матвеевны притаился крик, но она не выпустила его. С чувством неловкости, сильно нахлынувшим на нее, неуклюже принялась складывать вещи мужа обратно в сверток. Сын начал ей помогать.
– Спасибо, сынок, – сказала она Георгию, и в ее голосе чувствовалась какая-то особенная материнская благодарность.
Сыну было больно смотреть на это.
На мгновение офицер глянул на сержанта: тот, крайне озадаченный заполнением журнала, склонил голову, утопая в работе.
– Ладно, – снисходительным тоном произнес энкавэдэшник и нахмурился. – Давайте передачку.
Эти спасительные слова человека, даровавшего Онисиным привилегию, пролетели по тусклым коридорам здания комиссариата и словно бы заглянули в пару кабинетов. Светлана Матвеевна, быстро уложив все, передала сверток офицеру, и тот быстро проскользнул назад через проходную. За ним лязгнула железная дверь.