Терновая цепь
Шрифт:
– Матушка сейчас сказала… что ты был связан где-то среди теней… – запинаясь, пробормотал Джесс.
– Я не мог вернуться на эту землю в виде призрака, – мягко произнес Руперт. Его фигура быстро таяла. Люси видела сквозь него каменную стену Института, ошеломленное лицо Джесса. – Я погрузился в вечный сон, но ты снился мне. И я боялся за тебя. Но ты оказался сильным. Ты восстановил честь имени Блэкторнов.
Люси показалось, что он улыбается, хотя от него почти ничего не осталось, лишь смутные очертания фигуры двадцатилетнего юноши, струйки дыма, облако тумана.
– Я горжусь
– Отец…
Джесс бросился вперед, и в тот же момент Люси вскрикнула – она почувствовала, что Руперта отнимают у нее. Она хотела удержать его, но это было все равно что пытаться удержать воду в пригоршне. Когда он уходил, она снова мельком увидела тьму, в которой танцевали золотые точки, пропасть, лежавшую за порогом смерти и отделявшую мир живых от мира мертвых.
А потом все исчезло.
Джесс так и стоял на прежнем месте с мечом в руке. Его лицо превратилось в маску печали. Теперь, когда уже не было необходимости цепляться за дух Руперта, Люси смогла вздохнуть свободно и неуверенно поднялась со ступеньки. Наверное, Джесс разозлится на нее, устало думала она. Возненавидит за то, что она упустила призрак его отца, не позволила им поговорить подольше – а может, за то, что она приказала ему вернуться?
– Люси, – хрипло произнес Джесс, и она заметила у него в глазах слезы. Забыв о своих страхах, побежала к нему, скользя на обледеневших ступенях, и стиснула его в объятиях.
Он опустил голову ей на плечо. Она держала юношу осторожно, стараясь касаться только одежды. Люси страстно хотелось поцеловать его, прикоснуться к волосам, дать ему понять, что не только отец гордится им, но это было слишком опасно. К девушке возвращались силы, а вместе с ними и способность воспринимать окружающий мир. Взглянув через плечо Джесса, она увидела двор, лужицы крови на тонком слое снега, странное багровое небо. Гроза прекратилась, не было слышно воя ветра. Наступила тишина.
Эта тишина пугала. Друзья собрались у крыльца, но все почему-то молчали. Не было разговоров ни о схватке, ни о погоне за Татьяной.
Девушке стало очень холодно. Что-то случилось, что-то страшное. Она бы заметила это раньше, если бы не была сосредоточена на призраке Руперта. Люси разжала объятия и легко коснулась рукава Джесса.
– Идем со мной, – произнесла она, и вместе они сбежали с крыльца.
Джеймс, Мэтью и Ари стояли не шевелясь, глядя себе под ноги. Люси, подавляя страх, приблизилась и увидела Анну – она сидела на земле, и голова Кристофера лежала у нее на коленях.
Он распростерся на холодных, твердых каменных плитах, и Люси подумала, что ему неудобно лежать. Его тело было неестественно изогнуто, рука подвернута. Очки с треснувшим стеклом валялись на снегу. На рукаве виднелось небольшое кровавое пятно. Глаза Кристофера были закрыты. Анна механически, словно не понимая, что делает, гладила его волосы.
– Кит, – заговорила Люси, и все обернулись к ней. Их лица были лишены всякого выражения. – С ним все в порядке? – спросила она и поняла, что в этой ужасной тишине ее голос прозвучал слишком громко. – Он же собирался драться еще десять минут назад, я помню! Это была совсем неглубокая рана…
– Люси, – холодно, жестко произнесла
– Лилит, – с ненавистью бросила Татьяна. – Гадюка из Эдома.
Змеи в глазах Лилит зашипели и обнажили клыки.
– Паладин, – приказала Лилит. – Убей ее.
– Подожди, – хрипло пробормотала Корделия, чувствуя, как Лилит подчиняет себе ее волю, как невидимые тиски сжимают ее тело, руку. Она попыталась сопротивляться, и ее запястье обожгла боль, но она почти не обратила на это внимания. С трудом выговаривая слова, она продолжала: – Татьяна – помощница и доверенное лицо Велиала. Она ближе всех к нему, ей лучше кого бы то ни было известны его намерения. Позволь мне хотя бы допросить ее.
Лилит усмехнулась. Зеленые чешуйки на ее платье сверкали в потустороннем красном свете, отчего одежда походила на смесь крови и яда.
– Можешь попробовать.
Корделия повернулась к Татьяне. Та напоминала ведьму из «Макбета». Жидкие седые волосы метались на ветру. Корделия подумала, что она слишком рано превратилась в старую каргу, ведь ей не так уж много лет.
– Ты стоишь перед Матерью Демонов, – начала Корделия, – а я – ее паладин. Расскажи мне, как найти Велиала. Говори, иначе Лилит уничтожит тебя, и тогда некому будет править твоим Новым Лондоном.
Татьяна ощерилась.
– Выходит, не такая уж ты добродетельная, Корделия Карстерс, – фыркнула она. – Мы обе служим демонам, ты и я. – Колдунья вздернула подбородок. – Я ничего не скажу. Я не предам своего господина, Принца Велиала.
– Эта женщина – всего лишь рабыня, – пренебрежительно произнесла Лилит. – У нее нет собственной воли, поэтому она не станет отвечать на твои вопросы. Она скажет только то, что велит ей хозяин, и умрет за него. Она бесполезна для нас. Убей ее.
Корделии почудилось, что чья-то стальная рука схватила ее за руку, заставила стиснуть рукоять кинжала, выставить оружие вперед. Она сделала шаг по направлению к съежившейся от страха Татьяне…
И ее запястье опалило пламя. Это амулет, подарок Кристофера, догадалась она, тот самый, что должен был защищать ее от Лилит. Она почувствовала, что свободна от демонессы, свободна от принуждения. Резким движением Корделия отшвырнула нож в начало переулка. Он глухо звякнул о мостовую и исчез в темноте.
Все тело Корделии пронзила боль. Она ахнула и едва не согнулась пополам. Лилит была недовольна своей служанкой: она терзала ее, пыталась сокрушить ее волю. Корделия услышала какой-то хруст и сначала решила, что это сломалась кость, но, взглянув на мостовую, увидела осколки амулета.
Лилит презрительно засмеялась.
– Ты что, действительно надеялась избавиться от меня с помощью дешевой побрякушки? Какая же ты глупая, упрямая девица.
Татьяна разразилась безумным смехом.
– Паладин, который не хочет быть паладином, – прохрипела она. – Какой чудесный выбор, Матерь Демонов. Эта девчонка, воплощение твоей воли на Земле, слишком слаба, чтобы выполнять приказы. – И Татьяна с дьявольской ухмылкой уставилась на Корделию. – Ты слаба, как и твой папаша.
– Это не слабость, – прошептала Корделия, выпрямившись. – Это милосердие.