Терновая цепь
Шрифт:
– Это же Вестминстерский мост, – удивилась Люси. – И здание Парламента.
Корделия несколько раз моргнула.
– Но зачем Велиалу отправляться именно туда?
– Не знаю, но… интересно, что это?
Корделия обернулась и увидела, что Люси, приподнявшись на цыпочки, рассматривает массивный железный рычаг, торчавший из стены слева от входа в зал. Какие-то толстые цепи тянулись к потолку.
– Не надо… – начала Корделия, но было уже поздно: Люси опустила рычаг. Цепь загремела, заскрежетала о камни где-то в потолке.
Внезапно круглый участок пола
Она начала спускаться. Отполированные стены по обе стороны лестницы были покрыты какими-то символами и надписями, но на этот раз Корделия могла их прочесть: это были не демонические руны, а арамейский язык. «И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть» [65] .
65
Быт. 3:2–3.
– Должно быть, эти надписи вырезали Сумеречные охотники, – сказала Люси, спускавшаяся следом за Корделией. – Вероятнее всего, потому что лестница вела в…
– Сад, – произнесла Корделия, которая уже спустилась вниз.
Путь им преграждала гладкая каменная стена – однако сбоку обнаружился еще один рычаг. Она взглянула на Люси – та пожала плечами. Корделия потянула рычаг на себя, снова раздался скрежет камня о камень, и часть стены отъехала в сторону. Корделия бросилась в проем и очутилась за стенами крепости, в саду, окруженном стенами, – точнее, когда-то давно это был сад. Растения погибли, земля высохла и растрескалась, повсюду торчали пни и валялись обломки камней.
Посреди сада стоял грязный, исхудавший, но вполне живой Мэтью.
Пока Грейс и Джесс в библиотеке были заняты рассылкой огненных сообщений во все Институты – их список был очень длинным, – Томас вызвался помогать Алистеру нести дозор на крыше. Оттуда открывался самый лучший вид на прилегавшие кварталы, и они могли заранее заметить приближение Стражей. А еще – хотя Томас знал, что надеяться на это не стоит – могли издалека увидеть подкрепление, прибывшее из Идриса через Безмолвный город.
Да, надеяться на лучшее было все труднее. Если верить часам, приближался рассвет, и небо на востоке должно было светлеть. Но оно выглядело точно так же, как в последние несколько дней: походило на котел с кипящей черной жидкостью. Пахло гарью, вода Темзы имела тусклый темно-зеленый цвет. Даже Стражей не было видно.
Томас оперся о парапет. Алистер с непроницаемым выражением лица смотрел вдаль.
– Так странно смотреть на пустую Темзу – ни одной лодки, – сказал Томас. – Ни голосов, ни шума поездов… как будто Лондон впал в спячку. Спит за живой изгородью с острыми шипами, как принцесса в сказке.
Алистер обернулся. Томас увидел в его черных глазах новое, ласковое выражение. Вспомнив о прошлой ночи, проведенной в лазарете с Алистером, он почувствовал, что краснеет, и быстро отвернулся.
– А у меня появилась надежда, хотя и слабая, – сказал Алистер. – Может быть,
– Не обязательно, – пробормотал Томас. – Вероятно, у тебя с головой не в порядке от недоедания.
Раньше Алистер улыбнулся бы на это, но сейчас его лицо оставалось серьезным, взгляд был обращен внутрь.
– Когда я решил остаться в Лондоне, – сказал он, – мной частично руководила мысль, что это правильное решение – не принимать предложение Велиала. А еще я остался из-за Корделии. Но было и еще кое-что. Я не хотел…
– Что? – спросил Томас.
– Оставлять тебя, – ответил Алистер.
На этот раз Томас посмотрел ему прямо в лицо. Алистер стоял, опираясь о чугунную решетку. Несмотря на холод, верхняя пуговица рубашки была расстегнута. Томас видел его ключицы, впадинку у основания шеи, которую недавно целовал. Волосы Алистера, обычно уложенные в безупречную прическу, растрепал ветер; щеки раскраснелись. Томасу так сильно захотелось прикоснуться к нему, что он вынужден был сунуть руки в карманы.
– В тот день, когда мы были в библиотеке втроем, ты, я и Кристофер, ты сказал мне несколько фраз, – произнес Томас. – Мне показалось, что это стихи. Как это переводится?
Алистер отвел взгляд, уставился на горизонт.
– «Ey pesar, nik ze hadd mibebari kar-e jamal. Ba conin hosn ze to sabr konam?» Да, это стихотворение. Точнее, песня. Персидская газель. «О юноша, твою неземную красоту невозможно описать словами. Неужели ты ждешь, что при виде такой красоты я буду медлить?» – Уголок его рта дернулся. – Я знаю эти стихи с детства, но не помню, когда именно понял, что они означают. Может быть, ты знаешь, что газели исполняют мужчины-певцы; и вот тогда мне впервые пришло в голову, что существуют, или существовали, мужчины, похожие на меня. Мужчины, которые свободно слагали стихи о красоте юношей, о любви к ним.
Томас, не вытаскивая рук из карманов, сжал кулаки.
– Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь считал меня красивым – кроме тебя.
– Ты неправ, – твердо сказал Алистер. – Ты не замечаешь, как смотрят на тебя окружающие. А я замечаю. Раньше чужие взгляды, устремленные на тебя, заставляли меня скрежетать зубами от дикой ревности… Я был уверен, что ты выберешь другого, кого угодно, но только не меня.
Он обнял Томаса за шею, притянул к себе, начал покусывать его нижнюю губу, и Томасу стало жарко. Теперь он знал, каково это – целоваться с Алистером. Это была не просто игра воображения; это было реально, и он хотел, чтобы это произошло снова, хотел с такой страстью, на которую не считал себя способным.
– Если прошлая ночь была первой и последней, скажи мне, – прошептал Алистер. – Я хочу знать.
Томас резким движением вытащил руки из карманов, схватил Алистера за лацканы пиджака и привлек его к себе.
– Твое поведение, – произнес он, коснувшись губ Алистера, – так раздражает.
– Вот как? – прошептал Алистер, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
– Ты должен знать, что небезразличен мне, – сказал Томас и снова поцеловал Алистера. Алистер почему-то смотрел на него с грустью. Он почувствовал, как руки юноши расстегивают его пиджак, касаются спины. – Ты должен знать…