Терпение
Шрифт:
Когда снег не оправдал Любиных надежд на какие-то перемены, она пришла к Юльке с Пашей. У них было тепло, уютно, красиво, радостно, и Люба отогревалась у них в гостях. Ей нравились старые домотканые половики в комнате, стройный ряд книжных корешков за стеклом шкафа, уютный желтый торшер и маленькие ажурные салфеточки, связанные Юлей и разложенные на старинных комодах и огромном трельяже. Эта мебель, еще черные стулья на выгнутых ножках, круглый стол и пузатый буфет, казалось, всегда стояли в этом доме, старились вместе с ним, темнели от времени и пережитого опыта. В красном углу, на кухне, над большим обеденным столом располагался целый иконостас, перед которым неизменно
Паша с Юлей встретили Любку приветливо, усадили пить чай из фарфоровых чашек, расписанных под гжель. Мальчишки увлеченно играли во что-то в комнате, и от их криков становилось еще уютнее и теплее. Паша по-хозяйски сидел под иконами и деловито расспрашивал Любку о родителях, о Нюрке. Он был все такой же огромный, но, как казалось Любке, какой-то подобревший, успокоившийся. Как человек, достигший своей цели и довольный этим результатом.
– Люба, ты мне скажи честно, что у тебя с Роськой? – вдруг прямо спросил Паша.
Юля испуганно прижала руку ко рту и тихонько покачала головой.
– Пусть скажет, ничего не станет с ней, - строго сказал Паша жене и снова вопросительно посмотрел на сестру.
– Ничего, - еле-еле выдавила из себя Любка, - а чего ты спрашиваешь?
– А то, что вы бы уже определялись там… Уж хоть бы Нюрке голову не морочили. Что она ему – кукла?
– Почему кукла? – Любка посмотрела на Юльку, прося ее помощи.
– Паша просто волнуется за нее. Понимаешь, вы ведь как-то с Ромой не решили ничего, и он все с Аней везде ходит, вот. Непонятно, если он с ней общается просто, чтобы тебе на глаза таким образом попадаться, то за Аню обидно. Да и за тебя тоже.
– Сбиваясь, попыталась объяснить Юля.
– Я его давно не видела. То есть не говорила с ним. Он ничего плохого, просто так… - начала оправдываться Любка.
– Просто так? – Переспросил Паша и сжал руку кулак.
– Твоей младшей сестре мозги пудрят, понимаешь ты это?
– Он не пудрит! – заплакала Люба.
– Ну что ты? – ласково проговорила Юля и погладила ее по руке.
– Подожди! – перебил жену Павел, и спросил у Любки, - Ты, может быть, не знала, не видела, что он с твоей сестрой заигрывает?
Любка только отрицательно покачала головой. Ей и в самом деле это не приходило в голову. Она просто не хотела верит в то, что Роська, ее Роська может ухаживать за Нюркой, за ее младшей сестрой, у нее на глазах… Только сейчас она поняла, что так оно и было на самом деле, что она просто обманывала себя, когда делала вид, что не замечает этого…
– Паша, подожди, не надо, - тихо проговорила Юля. – Видишь, плохо человеку?
– Увижу этого гада – убью! – вдруг спокойно проговорил Паша.
Любка вскочила и, схватив свою куртку, висевшую на вешалке около двери, выскочила из дома. Уже дома, она упала на свою кровать и так пролежала остаток дня и ночь. А рано утром она снова пришла к Паше. Он собирался ехать на работу, поэтому они с Юлей, вышедшей проводить мужа, были на улице, у машины. Любка подошла к ним и молча встала у палисадника. Она была заплаканная, какая-то почерневшая, казалось, что она постарела за ночь.
– Ты чего? – спросил Паша.
– Пашка, ты не лезь к Ромке. Если
– А ты как же? – наивно спросил Паша.
– А я сама его отпустила…
Потом Паша уехал, а Любка с Юлей сидели на кухне и шепотом, потому что мальчишки еще спали, разговаривали.
– Так тяжело, Юль… - говорила Люба, - и все тяжелее становится… Как будто какая-то казнь скоро, и все, или голову мне отрубят, или еще что-то… И в груди что-то все ноет… Душа, наверное?
– Не знаю, Люба, - честно призналась Юля, - отчего так? Из-за Ромки?
– Господи! Да не знаю я! – Любка закрыла ладонями лицо и посидела так какое-то время. Потом опустила руки и снова заговорила, - Вроде даже уже и не из-за него. Как-то себя даже жалко. Такое предчувствие, как будто еще самое плохое должно случиться. Ну что Ромка, он ведь не виноват, что меня не любит, может быть и не любил никогда. А я вот все жду. Мне уже нужно ждать я по-другому не могу, понимаешь? И как жить не знаю. Я хочу, чтобы тут, - Любка прижала руку к груди, - спокойно было, не могу больше так. Что делать, Юль?
– Я тебе только одно могу предложить, то, что мне помогает…
– Что?
– Сходи на исповедь…
– Да я не знаю, чего там говорить, - пожала плечами Люба.
– Вот все и расскажи, что мучает тебя, все, что в голову придет… Еще батюшка что-нибудь спросит, потом, может и причастит… Потом увидишь, легче станет, целый праздник в душе будет.
– Как-то стремно ему все рассказывать-то…
– Да это как и не священнику. Там икона лежать будет, вот Ему и рассказывай.
– Богу, что ли?
– Да…
Почти до конца декабря думала Любка о предложении Юли исповедоваться. Но вместо этого надумала поговорить еще раз с Роськой. С одной стороны, Люба поняла уже, что ей нет больше места в его жизни, но, с другой – глупое сердце никак не могло с этим согласиться, хотело верить, что все еще образуется, надеялось на что-то. В конце концов Любка решилась вызвать его на разговор, как только представился случай. И ее не смутило, что в магазин Роська зашел вместе с Аней. После взаимного приветствия, Любка, охрипнув от страха, спросила, могут ли они поговорить без свидетелей. Но Роська только пожал как-то неопределенно плечами и торопливо вышел из магазина, а вслед за ним вышла и Нюрка, сделавшая вид, что не заметила, ни Любкиного вопроса, ни реакции Роськи. Впрочем, Роськину реакцию и Любка не поняла – что значит это пожимание плечами? Что он не готов говорить, или им не о чем разговаривать? Да или нет? Но через некоторое время Роська вернулся, уже без Ани, решительно прошел к прилавку, и молча уставился на Любку. У последней перехватило дыхание.
– Ты в семь закрываешься? – спросил он наконец, имея ввиду закрытие магазина.
Люба утвердительно кивнула.
– Я тебя встречу, поговорим, раз надо, - твердо сказал Роська ушел.
Спокойно дорабатывать Любка уже не могла. Дрожали руки, а в голове крутились вопросы. Почему Роська согласился поговорить? Почему сбежал при Нюрке? Зачем тогда с Нюркой ходит вообще? Помучавшись так до семи часов, Любка закрылась в магазине, погасила свет, встала на колени и прошептала: «Господи» Помоги мне! Дай мне сил и терпения, помоги сказать, то, что нужно! Пусть все будет хорошо! Помоги, пожалуйста!». Потом она поднялась, открыла дверь, и уже на пороге шепнула еще: «Пусть на все будет Твоя воля, Господи!».