Территория отсутствия
Шрифт:
— Тогда тебя убьет наш главреж, потому что на мне держится весь репертуар.
Эта перепалка длилась уже полчаса. Они сидели на открытой веранде кафе и безуспешно пытались найти общий язык — троица бестолковых «шахматистов», неспособная закончить игру. Там, где партию должны вести двое, третий всегда только путает ходы да мешает.
С самого начала Мария была против идеи с насильником. По правде сказать, она, вообще, жалела, что поддалась минутному порыву откровенности и рассказала Димке о просьбе отца сыграть с его сыном шутку. В пересказе просьба выглядела нелепой, походила скорее на стариковскую прихоть, чем на отцовскую тревогу о сыновней судьбе. Однако старому другу идея понравилась, и он сразу, без приглашения, включился в «игру».
— Что мы имеем на входе? — озабоченно
— Вот он и боится, что такой успех убивает в его сыне человека, понимаешь?
— Чтобы понять, надо чокнуться, как твой Тимофей Иванович. А кстати, я когда-то пиарил этого Козела. Тогда он был вполне нормальный мужик. Может, сейчас взлетел и, как все летуны, в полете подпортился? Не знаю, нам это по барабану, верно, Маняша? Мы должны нашего Икара спустить на грешную землю, пока он не грохнулся сам.
И они занялись «спуском». Достали приглашение на тусовку к художнику, чтобы засветиться перед труднодоступным объектом, поперлись парой на презентацию, где произошла «случайная» встреча, срежиссировали рыбалку с «кровавым» исходом и по воспоминаниям заказчика воссоздали интерьер Ольгиной квартиры. В результате, человек, привыкший водить за нос сотни тысяч, поверил вранью двоих. Наверное, все могло бы и дальше идти так же гладко, но вмешался третий — Димкин приятель, актер одного из детских театров, не к месту вдруг вспомнивший про «и аз воздам». Зазывая артиста в «игру», Дмитрий не подозревал о наличии тараканов в приятельской голове. Они поселились там, когда мать первокурсника ГИТИСа сбила насмерть черная «Волга». За рулем сидел депутат, предпочетший водителю молодую помощницу. Несмотря на поздний вечер, тут же нашелся нужный свидетель, который уверял, что пешеход перебегал дорогу на красный свет. Перед депутатом извинились, студенту посоветовали застегнуть роток на все пуговки, чтобы не раздражать тех, от кого зависит судьба государства. Сын молча похоронил мать, а после поминок дал себе клятву, что когда-нибудь отомстит. Случай представился через пятнадцать лет, и актер с упоением вошел в образ мстителя. Вот только несчастный дурень никак не хотел уяснить, что за зло, содеянное одним, другой не в ответе. Он упрямо твердил, что все политики одним дерьмом мазаны, и вонь одного всегда цепляет другого.
— Для таких сволочей человеческая жизнь, что пыль под ногами: ступил, отряхнулся и дальше пошел. Вчера — моя мать, сегодня — чей-то сын в Чечне, завтра еще какую пакость придумают. Они же не люди — нелюди, упыри, сосут нашу кровь и жиреют! А вы эту нечисть еще защищаете.
— Что ты несешь?! Не напрыгался в своих сказках? Решил из жизни спектакль устроить? У тебя погибла мать, случилось несчастье, но когда это было? При чем здесь Геннадий?
— Они все одинаковы: что старые, что новые. Расплодились, как крысы. Их давить надо, а я только нервы одной щекочу. Вот и посмотрим все вместе, как ей такая щекотка.
— Идиот, мы все вместе запросто можем загреметь за решетку! Думаешь, рядом с ним одни дураки? Никто не сможет вычислить тебя и твои ночные звонки?
— Ха!
— Сегодня вечером встречаюсь с нашим приятелем, — прорезалась третья. — Я сама попросила о встрече.
— Зачем? — насторожился Елисеев. — Мы же с ним договаривались завтра поужинать в «Ледяном доме».
— Вот ты, Митенька, и поужинаешь, если с тобой согласятся сидеть за одним столом.
— На что ты намекаешь?
— Не намекаю, а ставлю в известность: вы мне осточертели, ребятки, оба. Я открываю карты и выхожу из игры, — за столом воцарилось молчание.
— Не верю, — попытался скопировать великого режиссера жалкий статист.
— Напрасно, Егор. Вы, конечно, можете и дальше заниматься шантажом, только не забудьте раздать на память автографы своим юным поклонникам. Думаю, они вас больше не увидят.
— Постойте, — ошалело пробормотал незадачливый шантажист, — так нельзя!
— Как?
— Неожиданно, вдруг. Мы так не договаривались.
— Неужели?
— Вы, действительно, хотите все рассказать? Но вы же нас подставляете!
Она наклонилась к осточертевшему комедианту и доверительно сообщила:
— Нас нет. Есть только каждый, и у каждого есть свой выбор, — положила под блюдце деньги за недопитый кофе, улыбнулась двум дурням и поднялась с плетеного стула.
Дома Мария наградила себя за находчивость и терпение. Отключила телефон, включила приемник, нашла приятную музыку, плеснула в бокал мартини и уставилась бездумно в окно, наслаждаясь вкусом вина. Потом наполнила ванну, с блаженством погрузилась в душистую пену, шлепнула на глаза ватные лепешки, смоченные в крепком зеленом чае — довольная судьбой сибаритка упивалась гармонией. Она почему-то была уверена, что с этого вечера судьба начнет отвечать ей взаимностью.
Не успела выйти из ванной, как в дверь позвонили. Хозяйка догадывалась кто и потому пошла открывать как есть: в банном халате, с тюрбаном из полотенца на голове.
— Почему не спрашиваешь, кто звонит? — в прихожую ввалился Елисеев с огромным букетом.
— По какому случаю цветочки?
— Примите в знак восхищения вашей находчивостью, сеньора! Сегодня вы себя превзошли, — она молча развернулась и направилась в комнату. — Здорово ты его приложила, Маня! Бедняга напугался до чертиков, поклялся завязать со звонками и вообще забыть обо всей этой истории, — гость плелся следом, волоча, как веник, проигнорированный «знак». — Хозяюшка, цветочки бы поставила куда-нибудь, а? Завянут ведь без воды, — Мария равнодушно сунула розы в пустую вазу. — Маш, ну не дуйся! Кто же знал, что этому дураку взбредет в башку изображать из себя мстителя? У артистов, конечно, мозги набекрень, но я не думал, что наш окажется тоже с приветом.
— Твой.
— Ладно, пусть мой. А согласись, ведь отлично сыграл! Будь я на месте этого Козела, тоже поверил бы, честно. И кровь, как настоящая, и камушек. Здорово, правда?
— Елисеев, я жду гостя. И сейчас мне, извини, не до тебя, тем более твоего ненормального друга. — Она вошла в ванную, включила фен, принялась деловито высушивать волосы.
— Я же не Егор, — просунул нос в дверную щель настырный гость. — Что ты мне-то пудришь мозги? Какой гость? Козел? Он знает, где живет Ольга, а где Мария — этому деятелю до фонаря. Ты бы, хозяйка, лучше перестала злиться, чайком напоила, пирожком угостила, рассказала что-нибудь интересное, а уж потом проводила бы за порог.
— Елисеев, тебе не кажется, что наши отношения начинают смахивать на наклонную доску, где все катится в одну сторону?
— Если в мою, то вы, сеньора, все равно в выигрыше, потому как остаетесь на высоте, — его ухмылка обезоруживала, отбивая охоту язвить.
Димкин выбор партнера оказался ошибкой, что доказывало елисеевский тактический промах, но их совместной стратегии, выстроенной на интуиции одной и информации другого, позавидовал бы любой штабист. Воспоминания бывшего помощника, когда-то начинающего молодого политика, откровения Тимофея Ивановича, догадки и прогнозы Марии, удивительным образом попадавшие в точку, — все тщательно пережевывалось, анализировалось, обдумывалось сотню раз. А на сто первый была сделана ставка на главное, что определяло тайную суть депутата — трусость. Смелый защитник интересов народа являлся банальным трусом и постоянно чего-то боялся. Опасение утратить влияние, боязнь попасть кому-то на острый язык, страх заболеть, панический ужас превратиться в неудачника — всем правила ксенофобия, направленная не на чужих вне себя, а на чужое в себе. Когда рухнуло под березу грузное тело, к этим страхам прибавился еще один, самый главный — за свою жизнь. Приветствие далекого монаха-трапписта «помни о смерти» спустя века влетело в подмосковный лесок и раздвоилось в паре мужчин, напророчив одному бесславную кончину, другому — память о ней. Память обернулась тягой к тому, кто подарил жизнь — немолодому чудаку, рискнувшему поиграть с огнем.