Терская коловерть. Книга третья.
Шрифт:
Старый Дзабо не успел раскрыть рта, чтобы возразить Тимошу.
— Я вашему Асланбеку кишки выпущу! — вскочил на ноги сопливый Бето. Ноздри его широкого приплюснутого носа раздулись, как у раздразненного быка, черные пиявки бровей сошлись на узком лбу так, что залезли одна на другую, плечи перекосились, словно весы, на чашку которых положили не соответствующий гирьке груз.
— Мне мои кишки не выпустили на войне немцы, — поднялся с места в свою очередь Асланбек и показал Бето литой кулак, — И не тебе, сопливый щенок, угрожать мне.
Над нихасом
И тогда поднялся старший стола Михел Габуев.
— Братья! — протянул он руку над галдящим нихасом, — в кумганах наших иссякло питье, а в мисках не осталось больше мяса и фасоли. Я предлагаю провести суд над провинившимися в этом году. У Дзабо Баскаева корова принесла двойню, с него причитается бутыль араки и баранья лопатка.
— Так это же бык провинился, — стал оправдываться «подсудимый».
— Значит, добавишь еще к бараньей лопатке жареную курицу — за быка, — ухмыльнулся судья и жестом руки направил Асланбека к баскаевскому подворью. А нихас удовлетворенно зарокотал, радуясь находчивости судьи.
— Тимош Хестанов, — продолжал выносить приговоры судья, — перекладывает в своем доме печь. Он должен уплатить суду штраф: вареного индюка и бочонок пива.
— Да ведь печь еще не переложена, у нее одна лишь труба разобрана, — возразил Тимош. Но его слова заглушил смех.
— Молодец судья! Его устами говорит сам бог, — послышались выкрики. А к дому Тимоша уже спешил с мешком в руке сопливый Бето. «Проклятый судья, — думал он дорогой, — словно в насмешку послал Асланбека к Млау, а меня — к этому лопоухому борову, оскорбившему всю нашу семью. За что он нас не любит? За то, что мы породнились с его кровником Данелом Андиевым, который, говорят, выстрелил из ружья в трубу на крыше Хестановых? Но ведь и мы с отцом тоже не любим Данела. Все в хуторе смеются: председатель у зятя во время хлебозаготовки зерно забрал».
Бето толкнул калитку, зашел на хестановский двор. В нем пусто и тихо, только куры лениво переговариваются, копаясь в мусоре, да на базу за загородкой помыкивают телята. Привязанный на цепь кобель молчит, он знает Бето с щенячьего возраста.
Вето подошел к окну хадзара, приложив ладонь к бровям, заглянул в него.
— Эй, хозяйка! — крикнул он, ударив пальцами в стекло. Тотчас перед глазами задернулась занавеска, но Бето успел заметить сидящих за столом двух женщин и мужчину. Женщины — это хозяйка дома Срафин и хуторская знахарка Мишурат Бабаева, а вот мужчину он не успел как следует разглядеть. Должно быть, родственник из Пиева приехал в гости. Но почему он не пошел с Тимошем на хуторской кувд? И тут догадка озарила Бето: да это же хозяйский сын Микал прячется в отцовском доме! Надо сегодня же спросить у бабки Бабаевой. За таск кукурузы или кружок масла старая ведьма родного отца выдаст, не пожалеет.
Бето еле дождался конца кувда в тот вечер. Как на иголках сидел он среди мужчин, слушая их бесконечные разговоры — так ему не терпелось убедиться в своей догадке. И когда наконец старший стола предложил поднять рог за святого Уастырджи,
Над хутором уже светился месяц. А в самом хуторе, возле сакли бабки Бабаевой светились две–три горящие лучины и слышались удары в бубен, сопровождаемые взвизгиванием гармоники. Там, собравшись в круг, плясала молодежь.
— Ас–сай! — вырывался из этого круга задорный юношеский голос.
Обойдя пляшущих, Бето приблизился к сакле знахарки.
— Да будет всегда в этом доме праздник, — сказал он стоящей у порога и глядящей на веселящуюся молодежь хозяйке.
— И в твоем доме пускай будут всегда веселье и достаток, — в тон позднему гостю ответила Мишурат, а глаза ее настороженно сверкнули отблеском горящей лучины в руке обслуживающего танцы подростка. — Уж не пришел ли ты пригласить меня сплясать лезгинку?
— Я не люблю плясать, — сказал Бето, не поняв шутки. — Я пришел спросить у тебя, нана, с кем это ты сидела за фынгом в доме Чайгозты?
Мишурат изогнула гусеницей мохнатую бровь.
— Ма хадзар! — всплеснула она тяжелыми руками. — Ты, наверно, мой муж, если задаешь мне такие вопросы. Зачем тебе знать, с кем я сидела за столом у Хестановых?
— Я видел в окно мужчину. Кто это был?
Мишурат еще круче изогнула широкую бровь.
— Печник из Пиева, — ответила она, усмехаясь одними глазами. — Он перекладывает в доме Хестановых печь.
— Зачем обманываешь? — насупился Бето. — Кто же на Реком работает да еще в чужом доме? Это был Микал, да? — не унимался любопытный гость, приблизив свой широкий, как у селезня, нос к самым глазам знахарки.
— Пусть узлом завяжут мой язык, если я вру, — подкатила под лоб глаза старая колдунья, — но я в доме Хестановых, кроме Срафин, никого не видела.
— А вот это поможет развязать его? — Вето вынул из кармана бешмета серебряный рубль.
Мишурат презрительно поджала толстые губы:
— Как говорил мой покойный родитель, да будет он вечно жить в раю: «Даешь — дай щедро».
— После праздника принесу, в твой дом таск кукурузы.
— Думала рыбка: «Сказала бы что–нибудь, да воды полон рот», — усмехнулась Мишурат.
— Горшочек масла и пряжи моток…
Старуха призадумалась, но не надолго.
— Ладно, — согласилась она, — только поклянись, что не обманешь старую женщину.
— Клянусь моими покойниками, — поспешно проговорил Бето и вытянул шею, отчего перекошенные его плечи еще больше перекосились.
— Ты прав, сынок, это был Микал, — прошептала старуха своему собеседнику, хотя гул праздничного игрища надежно оберегал их разговор от чужого любопытства. — Но ты бы не пожалел дать мне в три раза больше, если бы знал, зачем он приехал в Джикаев.
— Зачем? — вытаращился Бето.
— Прежде ты принесешь мне красненькую и приведешь в мой хлев самого жирного барашка из своего хлева, — поставила условие хитрая старуха и, подмигнув обескураженному гостю, ушла в саклю.