Терская коловерть. Книга третья.
Шрифт:
— Чего ж он тянул Лазаря? — выкрикнул из толпы дед Хархаль. — Так бы и сказал сразу. У меня у самого, как у латыша: крест да душа, а и то не пожалею для сирот божьих, дам чего–либо.
— Само собой, — поддержали старика казачки. — Рази ж мы не крещеные.
— Тишша! Разгалделись… — зашикали из толпы.
— И еще один вопрос мы должны сегодня решить с вами, — подняла руку Клавдия. — Районный охмадет [14] постановил создать в вашей станице женский совет.
14
Охрана
— Уже создавали в двадцатом годе! — снова выкрикнули из толпы. — Сюрка Левшинова за атаманшу в энтом совете была.
— И куда же он подевался? — спросила Клавдия.
— Шут его знает. С тоей поры, как Сюрка к своему богомазу в Моздок завьюжилась, так и того… А хорошо поначалу было: мне пособие за многодетствие выхлопотала, дай ей бог здоровья.
— Будет еще лучше, если не только Сюрка, но и все женщины сообща возьмутся создавать новый быт, — весело подхватила Клавдия. — Кого вы предлагаете ввести в состав нового совета?
Снова зашумела площадь:
— Маняху Швыдлову!
— Анисью Ивакину!
— Бабку Горбачиху!
Последнюю кандидатуру предложил Недомерок. Казаки загоготали. Но казачки набросились на них с таким негодованием и поистине воинственным пылом, что они впервые за всю историю терского казачества дрогнули перед натиском собственных жен и стали спешно отступать во «второй эшелон обороны», то есть за коновязь, к которой только что подкатила стансоветская телега с бочкой браги на борту.
— Тю на них! Сбесились, что лича?
— Хай вас черт с вашим женсоветом. Наливай, Митрий, а то душа горит… — обступили казаки телегу.
Тень от церкви заметно вытянулась по утоптанной годами станичной площади к окруженной толпой карете, словно стремясь ухватить крестом–лапой стоящую на ней по–мужски одетую безбожницу, когда избирательные страсти наконец поутихли и новый состав женского совета был утвержден большинством голосов. Председателем его единодушно была избрана Ольга Вырва: «Бедовая бабочка, на фронте воевала за Советскую власть». Она не стала отказываться, а только усмехнулась краем губ и выразительно взглянула на приезжих женщин.
— Поздравляю, Оля, — улыбнулась одна из них, маленькая и синеглазая.
— Спасибо на добром слове, — снова усмехнулась Ольга, — а только все это ни к чему.
Она стояла в кругу молодаек, скрестив на груди руки, по–казачьи нарядная, статная, гордая.
— Ну ладно, ладно, — покровительственно покивала головой заведующая охмадетом. — Обо всем остальном договоримся в рабочем порядке. А сейчас перейдем к вопросу ликвидации неграмотности. Слово предоставляется заврайвнешколой Анне Семеновне Розговой.
Заведующая районными внешними школами, заметно смущаясь направленных на нее взглядов, встала на подножку, заговорила о культурном росте Советской страны,
— А то нет, — отозвались весело, — Анисья Ивакина. Читает, что твой пономарь и даже лучше. А ну, Анись, почитай, пущай послухают.
Подталкиваемая в спину, к карете приблизилась средних лет казачка с сухим пергаментным лицом и тонкими язвительными губами.
— Давай почитаю, — протянула такую же сухую руку к Анне Семеновне, а другой рукой вынула из кармана запона очки с одним уцелевшим стеклом.
Анна Семеновна подала ей первую попавшуюся среди походного реквизита газету, с любопытством уставилась на грамотную казачку: такое в станицах редкость.
— В результате всеобчих банальностев юрисдикции, вошедших в основу всепоглощающих идеев мирозданья, — зачастила «образованная» женщина, бегая инвалидными очками по газетной полосе, но держа ее почему–то вверх ногами, — мы погрязли в болоте оппортунизма и косной эрудиции, взятой напрокат у тавтологии и тригонометрических функциев доисторического матриархипа.
— Вот чешет! — восхищенно покрутил головой дед Хархаль. — Почище вашего уполномоченного.
А толпа уже корчилась в приступе неудержимого хохота:
— Ой, не магу, три болячки ей в бок!
— …Будучи триумфальной посредственностью буржуазной однобокости, — продолжала «читать» газету казачка, искоса поглядывая на уполномоченного РИКа, — под ложным впечатлением текущих моментов наша двистительность требуеть живительной влаги запрограминированных дискуссиев…
— Ха–ха–ха! Чтоб тебе не лопнуть! — уже не хохотал, а взвизгивал кто–то из зрителей бесплатного спектакля. — Гляди–и, она ее даже разворачивает, кубыть, и взаправду читает. Ты давай, Аниська, ишо про турецкие новости.
— Чичас, вот только найду эпту руприку, — не моргнув глазом, согласилась чтица. — Вот слухайте… «Вчерась у турецкого царя, то бишь султана, был дан завтрак в честь аглицкого короля Людоеда шешнадцатого, приехавшего на тачанке в Стамбул с визитом дружбы. На завтрик, который проходил в атмосфере понимания, подавали жареную картошку с селедкой и малосольными огурцами…»
Анисья не успела «дочитать» про то, какими еще кушаньями потчевал турецкий султан английского короля — к ней подскочил Пущин и вырвал из рук газету.
— Это же кощунство над знанием, — прошипел он своим смеющимся вместе со всеми спутницам.
— А по–моему, это ирония в адрес вот таких «буржуазных однобокостей» как ты и тебе подобные, — в ответ шепнула Клавдия. — Ты ведь давеча тоже такое наговорил насчет экономической системы.
— Я цитировал Маркса, а не плел абракадабру.
— Для них подобные цитаты та же «всеобщая банальность юрисдикции». Но как говорится, ближе к делу. Продолжайте, Анна Семеновна, — обратилась Клавдия к заведующей внешними школами.