Тетрадь третья
Шрифт:
Я: — Всё, что делают поэты, философы, музыканты они с успехом могли бы делать на том свете. Сделанное Наполеоном могло быть сделано только на этом.
Поэты и т. д. спокойно могли бы не родиться.
Мур, с отчаянием:
— Я не могу <подчеркнуто дважды> смотреть на солнце, потому что я не орел!
(Конец лиловой записной книжки — почти пустой.)
МАЛЕНЬКАЯ ЧЕРНАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА, КОЖАНАЯ, С ЗАДВИЖКОЙ — AGENDA
Мур — 28-го янв<аря> 1931 г. (только
Я: — А для чего крестная мать и крестный отец?
Мур: — Для того, чтобы если настоящая мать умрет, еще бы запасная оставалась. Как в машине — колесо запасное.
Разговор с батюшкой (четверговый урок у К<арсавиных>)
Батюшка:…
Мур: — Он же мне ничего не ответит — он ведь нарисованный.
(солдатское, в 1918 г. — не хочу на д'oску молиться!)
— Какие свиньи — французы! Испортили наше р. Свиньи! Всё у них наоборот.
(Конец марта 1931 г.)
Мур: Остров — земля средиводная.
(NB! сам)
Я, сама себе: — Когда я буду <по?>мирать — что я буду вспоминать?
Мур, молниеносно: — Стихи.
Про драку с Алей:
— Она меня бьет как корова, как кобыла, а я ее — как муравей.
Пасха, заутреня на воле.
Я, шепотом: — Тебе нравится церковь?
Он, громко: — Да, потому что похожа на гараж.
О войне: — Нужно уехать до войны, за войну, где ее еще нет.
Гусочка (подарили желтую, большую, голова снимается — внутри конфеты. Обожает ее.)
Кто-то: — Но у нас тоже были богатыри.
Я: — Богатырь — физическая сила, герой — духовная. Только всего.
Любовь не прибавляет к весне, весна — тяжелое испытание для любви, великий ей соперник.
Кто может сравниться с деревом?
Мур — апрель 1931 г.
— У меня теперь бывает такое чувство, что я — я.
Прыгая на меня с камня (дольмэна)
— Ой, мама! Я Вас совсем изнемогу!
О Муре:
Человек предполагает, а Мур располагает.
Я: — «От юности моея мнози борют мя страсти…» — Мур, на каком это языке? — Славянском.
— А кто на нем говорит?
— Отец Андрей [154] — и больше никто. 30-го апреля 1931 г.
Мур — 5-го мая 1931 г.
— А как слоны ласкаются?
Я
Почему любят спать с красивыми? (В
154
Сергеенко Андрей Александрович (1902–1973) — в то время священник церкви Св. мученика Иоанна Воина в Медоне.
На улице, маленький мальчик — матери:
— Maman! Regarde ce qu’elles sont belles!
Мать: — Elles sont en fleur, — ca ne nous avance en rien. [155]
(Могло бы — о девушках…)
Удивительно, что прошедшее (истекшее) время так же подробно проходило, как наше, год за годом, день за днем, час за часом, миг за мигом, — не пластами: Атилла, Цезарь, и т. д. — не эпохами — не глыбами, а нашей дробью: миговеньем ока — т. е. что Атилла каждую данную минуту был Атилла, не Атилла-вообще (а сколько — какие толпы — сонмы — мириады — не-Атилл, и каждый — каждую данную минуту!) — не Атилла раз-навсегда.
155
«Посмотри, какие красивые!» — «Они цветут, — но нам от этого никакого проку» (фр.)
Потому-то так неудовлетворительна, неутолительна — история.
Мур, на улице: — Вы видали эту негрскую маму?
— Собаку зовут как меня.
Я: — А как меня зовут?
Шепотом: — Не знаю.
— Н'y, ты меня зовешь мам<ой?>, а другие все как зовут?
— Марина Цветаева.
— Мама! Хотите сделаем пожар! Подожжем землю, чтобы все лысые горы стали.
(Про осу — или пчелу:) — У нее живот, как у тигра.
(Безумный, с младенчества, страх ос, пчел и мух. Особенно — мух. Панический.)
В Зоол<огическом> саду — про какую-то птицу:
— Летний птенец.
Сто лет мне иногда кажутся, как сто фр<анков> — раз плюнуть!
(Пометка: не то, что у меня этих ста фр<анков> было много, а то, что я знаю, что они по существу — не сто фр<анков>, что это — ложь, пустая цифра и звук. Но и кроме этого — вообще наплевать на франки (сроки).)
(Здесь кончается маленькая черная кож<аная> записная книжка с затвором — весна 1931 г.)
Теперь — сине-голубая записная книжка, с металл<ическими> скрепами — Мёдон, ноябрь 1931 г. — м. б. была какая-нб. между, не обнаружила — но до нее — несколько записей из небольшой желтой черновой — картонной 1931 г. Мёдон — тетрадь начата 6-го сент<ября> 1931 г., в воскр<есенье>.
ВЫПИСКИ ИЗ ЖЕЛТОЙ НЕБОЛЬШОЙ КАРТОННОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ,