Тетрадь третья
Шрифт:
(Из<дательст>во Лажечникова)
Матерям остаются в любовь вещи, разлюбленные сыном.
В 1932 г. впервые читаю Mary Webb: Sarn и Le Poids des Ombres. [191]
Любимых забываю вместе с собой, любившей. Ибо если дружба — одно из моих обычных состояний, то любовь меня из всех обычных состояний: стихов, одиночества, самоутверждения —
И — внезапное видение девушки — доставая ведро упала в колодец — и всё новое, новая
191
Так назывались во французском переводе романы английской писательницы Мэри Вебб (1881–1927) «Precious Bane» и «The House in Dormer Forest».
Так я вижу любовь, в к<отор>ую действительно проваливаюсь и выбравшись, выкарабкавшись из (колодца) которой сначала ничего из здешнего не узнаю, потом — уже не знаю, было ли (то, на дне колодца) а потом знаю — не было. Ни колодца, ни тех гусей, ни тех цветов, ни той меня.
Любовь — безлица. Это — страна. Любимый — один из ее обитателей, туземец, странный и особенный — как негр! — только здесь.
Глубже скажу. Этот колодец не во-вне, а во мне, я в себя, в какую-то себя проваливаюсь — как на Американских горах в свой собственный пищевод.
Вот как отозвалась, а м. б. вот о чем детская сказка Frau Holle. [192]
Колодец рода и пола.
8-го сент<ября> 1932 г.
Есть, очевидно, люди одаренные в любовной любви.
Думаю, что я, отчаявшись встретить одаренность душевную, а сама в любовной любви если не: бездарная, то явно-неодаренная, во всяком случае явно (обратное от тайно) не одаренная — к этой одаренности, в них, тянусь, чтобы хоть как-нибудь восстановить равновесие.
192
«Госпожа Метелица» (нем.) — сказка из сб. братьев Гримм.
Образно: они так целуют, как я — чувствую и так молчат, как я — говорю.
Ничем иным такое тяготение всегда к тем же, к таким же, при моей холодной в любви (и только в любви!) крови не объяснишь. (Разве что надежда на горячую кровь (собственную)?)
Тянусь к их единственному дару (моему единственному — отсутствующему).
Еще одно — и очень сильное.
Эти люди (и только эти!) делают меня другой, новой собой, не-собой. Соблазн собственной новой души, а не чужого тела. И соблазн — чужой души, только тогда — беззащитной, разверзтой (моя — всегда!) и только так заполучаемой.
Только в этом они сильнее, цельнее, полнее меня.
К людям высокого духа я — любовно — не влеклась. Мне было жаль их на это, себя на это (Володя А<лексеев>). Что — это? Да на эту невысокую беду.
Мур, рассказывает Гоголя:
— Там одна барышня была — царица, в красных сапогах. Она откусила ухо у прытсидателя и потом ела золотые галушки.
«Кто
Я: — Что было в шапке?
— Предисловие, т. е. завещание.
18-го Октября 1932 г.
Мур — 4-го ноября 1932 г. — злится
— Губка! Сто пятьдесят метров клочьев Ваших волос!
Строки:
…О, тел и волн
Волнуемость!
— Пиши! —
Целую Вас
До дна души…
Забытая, зарытая обида
(Стихи «Закрыв глаза — раз иначе нельзя —»)
Мур — 20-го сентября 1932 г.
Мама! Какая комнатная трагедия произошла! Муж поссорился с женой…
— Это часто бывает.
— И они ушли, т. е. муж ушел — совсем, и теперь у нас в доме сдается комната — мужа комната, в которой он жил.
— Каждый день подымая теленка, в конце концов подымешь…
Мур: — Автомобиль!
— У него такое русское лицо, точно он по самой середине России родился.
Строки:
В Бога — не знаю, но верую
В синее, белое, серое,
—
всякое
Небо
Сыново, Духово, Богово
сказка мура
— У одного человека вместо сына родился чорт — в красной куртке и в красных штанах. Он всё время досаждал своей хозяйке и всё время занимался политикой: просил очинить карандаш, ломал свои новые машины и просил тогда другие покупать. Раз как-то этот человек писал икону. Чорт подошел, чтобы досадить, но когда увидел, что это икона отскочил и ушел совсем от своих хозяев гулять по белу-свету. Шел-шел, шел-шел и пришел в ад. Там-то у него и началась настоящая хорошая жизнь: ни икон, ничего религиозного, Бога он не видел. Тепло в аде. Наконец он вышел из ада и пошел гулять в рай. Взвился на небо (Точка. Точка. Точка.) Пролетел над раем и спустился на самую середину рая, на желтую — в песке вся — дорожку.
В раю он увидел цветы, птицы и всё хорошее. Вода, лебеди, гуси — (гуси не ст'oит) по речке ездиют, лодки и маленькие пароходы, души сидят в них, которые попали в рай. Далёко — большой дом, очень красивый, но чорт вдруг заметил, что пахнет иконами и чем-то таким религиозным. Как он заметил — он парх! парх! на небо со своим сыном, а оттуда — в ад. — Конец. — А теперь — дайте мне десять тысяч!
— Почему алжиры, когда молются, кувыркаются?
15-го окт<ября> 1932 г.
Вечер. Нуга. Полтинник. Сапог.
<Оставлен пробел приблизительно в полстраницы.>
Мур — 24-го Октября 1932 г.
Просыпаюсь при виде Мура — совершенно-одетого.
— Мама! Я пишу роман. Как только я проснулся, я понял, что хочу писать большой роман — и больше ничего не хочу.
(С раннего утра — упорно — пишет.)
1-го Октября 1932 г. — в парке