«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Именно Леопольд Авербах, по свидетельству современников (сошлюсь хотя бы на воспоминания Е. Ломтатидзе), возглавлял атаку на Шолохова. Кстати, при переиздании воспоминаний Е. Ломтатидзе в книге «Воспоминания современников об А. С. Серафимовиче» в издательстве «Советский писатель» в 1977 году, фамилия Л. Авербаха из текста была изъята85.
Леопольд Авербах был особенно опасен своими связями с кремлевской верхушкой и, в первую очередь, с главой политического сыска того времени Генрихом Ягодой.
В свое время в газете «Новое русское слово» были опубликованы воспоминания эмигранта Георгия Александрова «Ленька и железный Генрих» о его саратовском детстве86.
Когда дети уже слишком шумели и безобразничали, из своей комнаты выходил дядя Яша, брат Софьи Михайловны, очень мрачный субъект, всегда с книжкой в руках, в пенсне с толстыми стеклами, страшно близорукий и нелюдимый. Дядя Яша обладал удивительной способностью внезапно исчезать и пропадать на несколько лет и так же внезапно появляться».
Этот мрачный субъект в пенсне, как вы догадываетесь, был Яков Михайлович Свердлов. После октября 1917 года именно к нему, в Москву, в его кремлевские апартаменты, переселилось все семейство Авербахов из Саратова. Летом 1918 года, пишет Г. Александров, Леопольд Авербах «разыскал меня в Москве и конфиденциально сообщил, что им, как буржуям, пришлось бежать из Саратова и теперь они живут у дяди Яши в Москве. Ленька дал мне свой адрес: Кремль, Кавалерский корпус». Александрова встретил «дядя Яша», «весь зашитый в черную кожу», на Леньке также была «кожаная куртка такая же, как у дяди Яши», доходившая ему до колен.
С этого и начался феерический взлет карьеры Леопольда Авербаха:
«Ленька в Берлине, Ленька в Париже у Анатолия Франса. Ленька мотается по командировкам по всем Европам и после каждой поездки рассказывает мне с увлечением о своих путешествиях по подложным паспортам и своих подпольных приключениях за границей.
Ленька — член ЦК Комсомола, организатор КИМ’а (Коммунистической Интернациональной Молодежи). Ленька во главе издательства “Молодая гвардия” и сам себя величает советским Сытиным...
Ленька громит в своих статьях классиков и разделывает под орех Пушкина с его дворянской помещичьей идеологией. Ленька в гимназии был круглый троечник и успел кончить 5 классов. Но в литературных кругах его называют пролетарским Белинским.
Он — редактор журнала “На литературном посту”, он возглавляет РАПП — Российскую Ассоциацию пролетарских писателей.
Это Ленька-то! Пролетарий, которого в приготовительный класс гимназии привозили на собственных лошадях.
Во время партийных дискуссий Ленька выступает со статьями в троцкистском духе»87.
После смерти «дяди Яши» — Я. М. Свердлова — Л. Авербах держится на плаву и делает карьеру исключительно за счет своих давних и прочных связей с ЧК.
Они еще более крепнут и углубляются после того, как его сестра Ида выходит замуж за начальника Секретного Отдела ОГПУ Генриха Ягоду, фармацевта по образованию. «Генрих — плюгавый парень с рыбьими глазами и старше Иды лет на пятнадцать. Но ему предсказывают большую карьеру и уже называют на службе Железным Генрихом. Брак по расчету».
Генрих Ягода ненавидел Шолохова ничуть не меньше, чем Леопольд Авербах.
Добавлю, что свою фантастическую карьеру этот молодой безграмотный барчук начал в возрасте 15, а завершил — в 25 лет.
Помощники Авербаха по РАПП’у имели больший
Такими были руководители РАПП’а — в большинстве своем члены партии с 1918—1920 годов, комиссары и партийные работники, в двадцать с небольшим пришедшие из политики в литературу. Многие из них, как уже говорилось, своей биографией были связаны с Ростовом-на-Дону.
Члены Секретариата РАПП; слева направо: А. П. Селивановский, М. В. Лузгин, Б. Иллеш, В. М. Киршон, Л. Авербах, Ф. И. Панферов, А. А. Фадеев, И. Макарьев
Вглядитесь в лица этих вершителей литературной политики 20-х — начала 30-х годов, многие из которых уже были известными писателями; все они — сверстники Шолохова, по сути дела — двадцатилетние мальчишки. Молодость Шолохова, как и недостаточность образования, меньше всего волновали их, — они сами были такими же.
Но очевидной была даже чисто личностная, человеческая дистанция между этой плеядой «неистовых ревнителей» из руководства РАПП’а и автором «Тихого Дона». Их еще не выветрившиеся комиссарские «пыльные шлемы» и кожаные куртки мало гармонировали с порыжелой шапкой-кубанкой и залатанным «лапсердаком», в которых появился в столице паренек из донских степей. При всей своей очевидной талантливости — а может быть, именно поэтому — Шолохов с его «Тихим Доном», влюбленно изображавшим жизнь дореволюционного казачества, не мог не настораживать этих «рекрутов коммунизма» своей идеологической чуждостью. Опубликовав — под нажимом Серафимовича — в своем журнале первые две книги романа, воспевающего казачество, и познакомившись с его третьей книгой, посвященной поднявшейся против революции казацкой «Вандее», «неистовые ревнители» не могли не восстать против столь очевидного «инородного тела» в лелеемой ими «пролетарской литературе».
В главном, установочном докладе на втором Пленуме РАПП’а его генеральный секретарь Л. Авербах подверг «Тихий Дон» «критике молчанием». И это был знаковый момент.
Стенограмма второго Пленума РАПП’а (она хранится в архиве ИМЛИ и пока не опубликована) выразительно передает атмосферу этого многодневного собрания и показывает, что пролетарских писателей, выступавших на Пленуме, мало волновали вопросы художественного творчества. Во главу угла был поставлен политический вопрос в самой что ни на есть вульгарно-социологической его трактовке: интересы какого класса выражает и какому классу служит творчество того или иного писателя. В первую очередь — Шолохова, автора самого известного, самого популярного романа того времени, опубликованного в главном органе РАПП’а — журнале «Октябрь».