«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Приведем выдержки из этой стенограммы:
«Выступивший первым тов. Апресян (мастерские колхоза) сказал:
— “Тихий Дон” нравится людям всех классовых категорий. Это вызывает целый ряд мыслей. Значит, в романе имеется некоторое стирание классовых граней: нет в нем и “мордобоя” классового врага, нет и поддержки казацкой бедноте, <...> нет показа таких большевиков, которые были бы коренными казаками. <...>
— Нам неизвестно, — говорит тов. Соловьев, — каков будет заключительный аккорд книги. Мы можем надеяться, что
Выступившие затем т.т. Макарьев и Бусыгин подвергли критике отрывки, зачтенные Шолоховым на вечере, отметили, кроме того, отпечаток идеализации казачьего быта, лежащий на всем романе, своеобразный пацифизм, присущий Шолохову, и, как основной недостаток романа, подчеркнули то, что в нем дается показ борьбы белых с красными, а не борьбы красных с белыми.
Интересным было выступление т. Берковской.
— <...> Отзыв рабочих о “Тихом Доне” был почти единодушен.
— Хорошее произведение, но беспартийное!
Эта оценка совершенно правильная. Какими чувствами заражает “Тихий Дон”? Надо сказать, что не теми, которые были бы для нас желательны. Особенно это относится к прочтенному здесь отрывку о смерти белого офицера Петра Мелехова. После этого вечера меня спросят рабочие:
— Ну, как дальше, что пишет Шолохов?
Что ж ответить? Придется сказать, что Шолохову было жаль убитого офицера...
Тов. Сирота (курсы колхозников):
— Мне, как грузчику, литературу читать приходилось мало. Но Шолохова читал, потому что мне — партизану — интересно было о тех событиях, в которых участвовал, прочитать. Между грузчиками был у нас разговор о “Тихом Доне” Шолохова. Ребята говорят: “парень не знает, откуда ветер дует”.
Тов. Литинский подчеркивает, что суровым предупреждением звучат слова читателей о том, что “Тихий Дон” не вооружает их для классовой борьбы. Казаков описывать так, как описывают пейзаж, нельзя. Надо показать свое отношение к описываемым событиям. Объективизм же — путь очень опасный.
В заключительном слове тов. Шолохов признал, что часть выступавших товарищей делала верные замечания, в частности тов. Апресян. Товарищи говорили, что “Тихий Дон” нравится разнообразным социальным группам. Я это знаю по письмам, — говорит тов. Шолохов, — задумывался над этим, стараюсь доискаться корней того, например, что за границей меня переводят всюду, и эс-эры дают положительные аннотации роману.
Основное объяснение этому тов. Шолохов находит в том, что в “Тихом Доне” “не лежит четко линия отрицания”. “Влияние мелкобуржуазной среды сказывается, — признается тов. Шолохов. — Я это понимаю и пытаюсь бороться со стихией пацифизма, которая у меня проскальзывает”.
“Я внимательно присматриваюсь к рецензиям на роман и должен сказать, что за границей меня не приемлют безоговорочно как, например, Пильняка. Белогвардейская печать дает преимущественно отрицательные отзывы”.
“Правильно говорил тов. Макарьев, что я описываю борьбу белых с красными, а не борьбу красных с белыми. В этом большая трудность. Трудность
Эта «Беседа Мих. Шолохова с читателями», как назвали этот материал в редакции журнала «На подъеме», показывает, сколь непросто было отстаивать писателю свою правоту. «Беседа» эта была явно организована сверху — не только СКАПП’ом, но и РАПП’ом — вряд ли случайно проводить ее приехали из Москвы два руководящих рапповца, И. Макарьев и А. Бусыгин, старые члены СКАПП’а, которые и задавали идеологический тон обсуждению.
Шолохову пришлось даже «покаяться» перед читателями: он, мол, «сам недоволен последними частями романа», пообещать «основательно обработать их». Не переработать, но обработать! — точность слова для Шолохова всегда была исключительно важной.
Следом рапповцы предприняли еще одну акцию давления на Шолохова — организовали в Ростове «научную» дискуссию по «Тихому Дону», опубликовав ее в декабрьском номере журнала «На подъеме» за 1930 год.
Правда, во вступлении к публикации материалов дискуссии редакция журнала выразила несогласие с докладом историка Н. Л. Янчевского «Реакционная романтика», определившим ход дискуссии, но ведь трибуна ему была предоставлена! Он заявил:
«...“Тихий Дон” произведение чуждое и враждебное пролетариату. <...> Шолохов в романе “Тихий Дон” совершенно сознательно проводит те идеи, под знаменем которых боролась здесь, на Северном Кавказе, в частности на Дону, кулацкая контрреволюция и донское дворянство, которое сейчас выброшено за границу»114.
В этом Янчевский видит «реакционную романтику» «Тихого Дона»:
«Из каких элементов конкретно слагается реакционная романтика “Тихого Дона”? Слагается она, прежде всего, из идеализации природы Дона, культивирования “любви к родине”, т. е. Дону. <...> Второй момент — культ старины. <...> В чем выражается у Шолохова культ старины? Во-первых, роман Шолохова пересыпан старинными песнями. На Дону песню сменяла частушка. Дон разлагался, особенно в последнее время, и был писатель, который это подметил, — Крюков, который писал, кажется, в “Русском богатстве”, а потом был в стане белых.
Разлагалась и песня вместе с бытом. Старинная песня уже умирала, отживала свой век. <...>
Затем у Шолохова мы встречаем всякого рода архаизмы, т. е. щеголяние старинными выражениями, которые тоже отжили, ибо по сути дела язык тоже изменялся... <...> Преувеличение особенностей говора служит Шолохову для того, чтобы обосновать обособленность казачества с лингвистической точки зрения.
К культу старины относятся заговоры, старинные обряды, обычаи и преувеличенные бытовые особенности — опять-таки старый, потрепанный хлам... <...>