«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Алексей Толстой и Михаил Шолохов в Горках. 1934 г.
Алексей Толстой:
«Книга “Тихий Дон” вызвала и восторги и огорчения среди читателей. Общеизвестно, что много читателей в письмах своих требуют от Шолохова продолжения романа. Конец 4-й книги (вернее, вся та часть повествования, где герой романа Григорий
Такой конец “Тихого Дона” — замысел или ошибка? Я думаю, что ошибка. Причем ошибка в том только случае, если на этой 4-й книге “Тихий Дон” кончается... Но нам кажется, что эта ошибка будет исправлена волей читательских масс, требующих от автора продолжения жизни Григория Мелехова...
Григорий не должен уйти из литературы, как бандит. Это неверно по отношению к народу и к революции. Тысячи читательских писем говорят об этом. Мы все требуем этого».
А. А. Фадеев:
«“Тихий Дон” — исключительно талантливое произведение... Но, с другой стороны, все мы обижены концом произведения в самых лучших советских чувствах. Потому что 14 лет ждали конца, а Шолохов привел любимого героя к моральному опустошению. 14 лет писал, как люди друг другу рубили головы — и ничего не получилось в результате рубки. Люди доходят до полного морального опустошения, и из этой битвы ничего не родилось...
В 3-м томе Шолохов своего героя делает вредной фигурой, контрреволюционером... Почему мы победили контрреволюцию? Потому что те, которые боролись с контрреволюционным казачеством, были идейно и морально выше. А в “Тихом Доне” есть только три фигуры большевиков — это Штокман, но это не настоящий большевик, а “христианский”. Вторая фигура — Бунчука. Это фигура “железобетонного” большевика, закованного в железо и бетон. И фигура Кошевого, — но это подлец.
Художник с огромной силой, зная среду, казачью жизнь и быт, показал какой-то отрезок развития казачества, обреченность контрреволюционного дела. Там видна полная обреченность. Но ради чего и для чего, что взамен родилось, — этого нет... Шолохов поставил читателя в тупик. И вот это ставит нас в затруднительное положение при оценке.
Мое личное мнение, что там не показана победа сталинского дела, и это меня заставляет колебаться в выборе».
А. П. Довженко:
«Я прочитал книгу “Тихий Дон” с чувством глубокой внутренней неудовлетворенности. Первое, что было совершенно ясно, — это наличие у Шолохова огромного писательского таланта. И неудовлетворенность сложилась пропорционально величине таланта Шолохова.
Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели, был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, советская власть, большевики, — разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну, заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу, погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты... И на этом дело кончилось...
Создается впечатление, что писатель-коммунист провел целый ряд лет в какой-то душевной раздвоенности, — во всяком случае — какой-то неполноты. Что получилось? Дело
У меня в отношении Мишки Кошевого сложилось такое впечатление, что он автору не особенно близок, поэтому и краски для него оказались схематичными. Он какой-то человек жесткий, весьма личный, грубый, мстительный».
А. Н. Толстой:
«Не просветленный человек».
А. П. Довженко:
«Огромное количество писем, которые получает Шолохов, говорят о том, что народ не принял этого большого труда, что народ требует от этого большого мастера досказать правду.
Разрешите привести такой пример. У меня была встреча с Виртой, который приехал из Риги и рассказывал, что за границей было много рецензий по поводу этой книги. В рецензиях говорится: даже член большевистского парламента, которого считают личным другом Сталина, написал книгу, в которой привел к самому печальному концу героя; и даже он, этот человек, изобразил большевика в виде слабого, мстительного, жестокого человека.
Конечно, не хотелось бы слышать это».
Н. Н. Асеев:
«Говорят: как же Мелехов не показан в его перевоплощении, раз человек потенциально был на стороне коммунистов? Нельзя же говорить, что виноват Мелехов, что он не оплодотворился идеей коммунизма. Не было “пыльцы” достаточно тогда, не было хорошего цветения человеческой жизни. И потому-то были восстания...
Попадая под влияние художественного мастерства Шолохова, увлекаясь художественным талантом его, надо читателю подумать и сказать: что, я от этого испорчусь? Думаю, что ни я, ни читатель от этого не испортится.
Не думаю, чтобы было так просто сделать Мелехова коммунистом...
Я буду голосовать за Шолохова. Мне кажется, что это не будет ошибкой. У Шолохова еще будет возможность доказать, что “Григорий” у него есть в запасе. Не этот, не Мелехов, а другой»124.
В итоге столь странного обсуждения М. А. Шолохов получил Сталинскую премию первой степени, первую Сталинскую премию по разделу «проза» в советской литературе. Из 35 членов Комиссии по Сталинским премиям за Шолохова проголосовал 31 человек. По разделу «проза» баллотировалось еще два претендента: Ванда Василевская за роман «Пламя на болотах» получила один голос, С. Н. Сергеев-Ценский за роман «Севастопольская страда» — также один голос.
КНИГА, КОТОРАЯ УДИВИЛА МИР!»
Куда более прямым с самого начала был путь к триумфу «Тихого Дона» за рубежом. Роман начал свое триумфальное шествие по миру сразу после выхода первой и второй книг, когда в Советском Союзе его третья книга находилась фактически под запретом.
В Германии первые две книги «Тихого Дона» были переведены на немецкий уже в 1929—1930 гг. и сразу же получили высочайшую оценку.
«Величием своего замысла, многогранностью жизни, проникновенностью воплощения этот роман напоминает “Войну и мир” Льва Толстого»125 — такую оценку «Тихому Дону» дал в своей статье, опубликованной в октябре 1929 года в журнале «Die Linkskurve», немецкий писатель Франц Вейскопф.