«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
«Замкнулось... — пишет Д*, — а ведь в начале этой главы наоборот сказано: “Полой водой взбугрилось и разлилось восстание, затопило всё Обдонье, задонские степные края на четыреста верст в окружности. <...> ...Всёпожирающим палом взбушевало восстание...»68.
Из этих путаных рассуждений ясно одно: коварный «соавтор-двойник», стремясь занизить размеры и мощь восстания, написал: «Восстание замкнулось в границах Верхне-Донского округа», в ту пору, как настоящий «автор» (Крюков) считал, что восстание «взбушевалось и разлилось» на «четыреста верст в окружности».
Но мысль о том, что восстание «замкнулось» в границах Верхне-Донского округа, —
Шолохов показал в романе, что это огненное кольцо составляло четыреста верст в окружности, а цифры, свидетельствующие о размахе восстания, числе его участников, о его вооруженности, оказались более полными, чем у военных историков того времени, и были полностью подтверждены военным руководителем восстания Павлом Кудиновым.
РОЙ МЕДВЕДЕВ О ГИПОТЕЗЕ Д*
Обилие неточностей и фактических ошибок в «Стремени “Тихого Дона”», доказательная критика этой работы Г. Ермолаевым вынудили единомышленника Д* — историка Роя Медведева, опубликовавшего в 70-х годах за рубежом книгу «Загадки творческой биографии Михаила Шолохова»69, признать правоту Г. Ермолаева по целому ряду позиций в этом споре.
«Г. Ермолаев, как видно из содержания его статей, является одним из наиболее компетентных специалистов по истории Донской области и донского казачества, он, вероятно, один из лучших на Западе знатоков как творчества М. А. Шолохова, так и творчества Ф. Д. Крюкова, — писал Р. Медведев в своем “Ответе профессору Герману Ермолаеву”. — Естественно, что это делает его замечания и соображения особенно ценными... Большая часть этих замечаний несомненно справедлива, и некоторые из них совпадают с моим кратким разбором незаконченного исследования Д. (см. главу 5 моей книги)»70.
Действительно, здесь содержится достаточно трезвая и во многом критическая оценка «Стремени “Тихого Дона”»:
«Опубликованная А. И. Солженицыным и снабженная его предисловием книга литературоведа Д* представляет собой лишь начерно наброшенную часть весьма обширно задуманного исследования. Из трех глав (по предполагавшемуся плану исследования) мы имеем перед собой лишь некоторые разделы первой главы (“аналитической”) и несколько начальных страниц второй главы (“детективной”). Обозначена лишь тема третьей — “политической” главы. К тому же, как можно судить по приведенному в предисловии письму Д*, этот предполагавшийся план в процессе работы был существенно изменен. Раздел о поэтике “Тихого Дона” должен был развернуться в самостоятельную главу... Тем не менее Солженицын решил опубликовать все эти “разновременные и разнечастные осколки”, так как Д* умер “среди чужих людей”, так и не выполнив своего замысла»71.
Анализируя «главные тезисы Д*», Р. Медведев заключает, что «в опубликованной Солженицыным черновой рукописи литературоведа Д* выдвинута не только важная и интересная, но и правдоподобная гипотеза... Но в гипотезе всегда есть что-то незавершенное, она объясняет обычно далеко не все факты, она содержит, как правило, немало недосказанных положений. Всеми этими качествами гипотезы обладает и опубликованная по инициативе Солженицына книга Д*. Многие положения его книги кажутся мне вполне убедительными и правильными. Однако немало других положений Д* являются не только сомнительными и спорными, но явно ошибочными»72.
Какие же положения в работе Д* Р. Медведев считает сомнительными и спорными?
Сомнительным, а вернее — неправильным — он считает утверждение Д*, будто «в “Тихом Доне” для автора этой эпопеи сепаратизм очевиден, пусть даже “размытый и облагороженный”, как полагает Д*... Заметим мимоходом, что и писатель Ф. Д. Крюков, которого Д* считает наиболее вероятным автором “Тихого Дона”, не был сепаратистом»73.
Но это «мимоходом» сделанное
Не согласен Р. Медведев и с другим основным тезисом Д* — будто «главной темой “соавтора-двойника” является “утверждение неизменного тяготения” Григория Мелехова и конечный переход его к большевикам»74.
Он справедливо отмечает, что именно этого перехода Григория Мелехова на позиции большевиков безуспешно требовала не только критика 30-х годов, но и Сталин. «В беседе с Шолоховым Сталин также спрашивал, когда Шолохов приведет своего героя к большевикам? Шолохов отшучивался: “Я его веду, а он сопротивляется”. Всем близким к литературе было известно, что финал “Тихого Дона” вызвал недовольство Сталина. И журналы, получившие рукопись, уговаривали Шолохова сделать финал более “светлым” в отношении судьбы Григория. Ему полагалось радостно и оптимистично приобщиться к колхозной жизни. Но Шолохов заупрямился, и Сталин уступил, случай, должно быть, небывалый в литературе тех лет. Слишком уж велика была слава романа»75.
В этой связи Р. Медведев берет под защиту от несправедливых обвинений Д* четвертую, заключительную книгу «Тихого Дона», принадлежность которой М. А. Шолохову ни у кого не могла вызывать сомнений:
«Конечно, кое-кому финальная восьмая часть романа может показаться слабее первых его частей, это вопрос очень спорный. Но ее нельзя назвать просто фальшивой, как это делает Д*...
Требование Д* обязательно привести в конце романа Григория Мелехова к белым и даже увезти его к турецким берегам мало отличается от требования Сталина привести Григория Мелехова к большевикам. Такой конец романа тоже был бы дешевой агиткой, только белогвардейской. Несомненно, что нынешний известный нам конец “Тихого Дона” художественно богат. Григорию уже всё безразлично — кроме родного хутора и родного сына... Он потерял веру и в красных, и в белых, он готов и к смерти, и к расстрелу, от которого раньше бежал. И хотя Григорий еще жив, роман остается трагедией, ибо погибла почти вся семья Мелеховых, погибло донское казачество, во всяком случае большая его часть. И сцена смерти Аксиньи, и драматическая сцена ее похорон Григорием останутся в литературе»76.
Столь высокая оценка художественных достоинств четвертой книги романа «Тихий Дон», которую даже Д* вынужден оставить за Шолоховым, не случайна для Р. Медведева, который в принципе не был согласен с предвзято негативным отношением Д* к творческому потенциалу Шолохова:
«В своей книге “Стремя «Тихого Дона»” литературовед Д* исходит из предпосылки, что “соавтор” разбираемой эпопеи является совершенно бездарным писателем, беспомощным с профессиональной точки зрения, не владеющим ни диалектом, ни сколько-нибудь грамотным литературным языком. Но это явно ложная предпосылка...»77 — пишет он. — Ее, по мнению Р. Медведева, вместе с Д* разделяет и Солженицын, что ведет к негативным последствиям, «ибо многие их выводы определяются не только объективным сравнением текстов, но и глубокой неприязнью к М. А. Шолохову, при которой за последним отрицается всякий литературный талант»78.
При подобной необъективности, — считает Р. Медведев, — Д* готов приписать Крюкову даже главы из четвертой книги романа об эвакуации Донской армии из Новороссийска. «Все эти домыслы явно неубедительны, — замечает Р. Медведев. — Ф. Д. Крюков, умерший в феврале 1920 года, действительно не мог наблюдать эвакуацию казаков и добровольцев из Новороссийска. Но к середине 30-х годов в нашей печати уже можно было найти немало мемуарных материалов с описанием этой эвакуации, к тому же на Дон вернулись по амнистии многие казаки, не только не попавшие на корабли в Новороссийске, но и успевшие повоевать на врангелевском фронте и позднее эвакуироваться в Турцию, Болгарию и другие страны. Их рассказами и мог, конечно, воспользоваться Шолохов. Да и времени для работы над этими главами у Шолохова было достаточно, ведь четвертая книга “Тихого Дона” появилась в печати только в конце 30-х годов»79.