«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Шкуратова хорошо знал краснодарский писатель Георгий Георгиевич Степанов, который читал рукопись романа П. И. Шкуратова «Павел Курганов» (а не «Курбатов», как сказано в «Стремени “Тихого Дона”»). В своем письме в ЦК КПСС с целью опровержения «клеветнических слухов о Шолохове» Степанов предложил опубликовать автобиографическое повествование П. И. Шкуратова «Павел Курганов», в котором подробно изложен творческий путь Крюкова. «П. И. Шкуратов являлся близким другом Крюкова, — сообщал Г. Г. Степанов. — Он сохранил весь литературный архив писателя после его смерти в 1920 году... П. И. Шкуратов умер в 1973 в доме престарелых инвалидов (поселок
Г. Г. Степанов неточен в одном: П. И. Шкуратов хранил не весь архив Ф. Д. Крюкова, а только часть его, переданную ему в начале 60-х годов Асеевой. Впоследствии по ее же просьбе он сдал этот архив в Государственную библиотеку им. В. И. Ленина152.
Из письма Г. Г. Степанова следует, что автобиографический роман П. И. Шкуратова «Павел Курганов», в котором рассказано о творческом пути Крюкова, не только не подтверждал версию об авторстве Крюкова, но опровергал ее. По этой причине Степанов и предлагал опубликовать этот, к сожалению, утраченный ныне роман.
Имеются еще два дополнительных свидетельства о том, будто Крюков в конце своей жизни пытался работать над «большой вещью» — оба они обнаружены Ермолаевым и приведены в его статье «О книге Р. Медведева “Кто написал “Тихий Дон”?». Так, эмигрант «П. Маргушин, работавший с Крюковым в газете “Донские ведомости” в 1919 году, вспоминает, что Крюков рассказывал ему о своих планах написать роман о вторжении большевиков и послал его в поездку для сбора материалов об этом. Земляк Крюкова, писатель Сергей Серапин (Пинус), заверяет нас, что Крюков унес с собой в могилу “Войну и мир” своего времени, которую он задумывал написать»153. Оба эти свидетельства касаются замыслов писателя на будущее, после 1919 года, которые он при жизни никак не мог реализовать.
Таким образом, «антишолоховедение» не обладает ни одним хоть сколько-нибудь надежным свидетельством, что Крюков вообще писал какую-то «большую вещь» о Доне.
Впрочем, по большому счету, для решения проблемы авторства «Тихого Дона» не имеет значения, писал ли Крюков или не писал «роман из жизни донского казачества» в 1917—1920-х годах. Значение имеет одно: что это был бы за роман? Являлся ли бы он и в самом деле тем «Тихим Доном», который вошел в историю литературы как самая великая книга русской литературы XX века, или это была бы совершенно другая книга? И ответ тут может быть только один — к «Тихому Дону», который мы все знаем, Ф. Д. Крюков не имел никакого отношения.
НЕНАПИСАННЫЙ РОМАН
Поскольку текст романа о казачестве, над которым якобы работал Крюков, отсутствует, воспользуемся и мы правом выстроить гипотезу и предположить, хотя бы в самых общих чертах, что это был бы за роман.
Вне всякого сомнения, в этом ненаписанном романе не могла не найти отражение биография, жизненный и духовный опыт самого Крюкова. Всмотримся еще раз в его биографию.
Ф. Д. Крюков родился и вырос на Дону, в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа, знал и любил Дон, его обычаи, песни, фольклор.
Закончив историко-филологический институт в Петербурге, он преподавал в Орле и Нижнем Новгороде, в 1906 году избирался депутатом 1-й Государственной Думы от казачьего населения Дона, выступал против использования казаков в карательных полицейских акциях, после
По слабости зрения в Первую мировую войну был на фронте эпизодически — в составе организованного Думой санитарного поезда и корреспондента газет. После Февральской революции вернулся на Дон.
По складу литературного дарования Крюков скорее очеркист, публицист, чем беллетрист. Его судьба в основном была связана с либерально-народническим журналом «Русское богатство» В. Г. Короленко. Он дружил со своим земляком А. С. Серафимовичем, был знаком с А. М. Горьким, в юности поддерживал тесные связи со своим земляком Филиппом Мироновым. Крюков вошел в литературу как бытописатель народной жизни Дона. Либеральный народник по своим первоначальным убеждениям, один из основателей партии «народных социалистов», близкой к трудовикам, он и в прозе своей, как было показано выше, вплоть до перелома в своем мировоззрении в пору мировой и Гражданской войны, придерживался либерально-народнической традиции, — пока германская, а потом Гражданская война не перевернули его политических убеждений. Этот мировоззренческий перелом, о котором в 1931 году писал в своих воспоминаниях о Крюкове и Д. Ветютнев, писатель Анатолий Знаменский характеризовал следующим образом:
«Судьба Ф. Д. Крюкова — видного донского писателя начала века, ближайшего сотрудника В. Г. Короленко в журнале “Русское богатство”, которому в некоторых окололитературных кругах до сих пор приписывается соавторство в создании великой художественной эпопеи XX века — “Тихого Дона”, может быть интересной для нас как раз с другой стороны: почему и как Ф. Д. Крюков, общественный деятель, демократ, депутат I Государственной думы, писатель архилиберального толка, сразу же после февраля 1917 года вдруг отошел от привычного круга людей и идей, покинул Петроград и, возвратившись на Дон, стал убежденным сторонником генерала Каледина и почетным секретарем Войскового круга при генерале Краснове? Как он смог в час решительного выбора осенью 17-го порвать с прежней “интеллигентной” публикой, освободиться от псевдодемократических химер и встать безраздельно под знамя патриотических сил, причем — даже не рядовым участником движения, а его идеологом?..
Это был разрыв не только трудный, но героический, равный подвигу и самоотречению...»154.
А. Знаменский замечает, что это была одновременно и драма разрыва с ближайшими друзьями-одностаничниками — Серафимовичем и Филиппом Мироновым. «Что касается Ф. К. Миронова, то он по своей нравственной сути был воспитанником этих двух писателей-земляков, а Серафимович в молодости даже готовил юного Филиппа Миронова к сдаче за курс гимназии экстерном в Усть-Медведицкой. И вот они оба, столь же убежденно и решительно, ушли в “красный стан”»155.
Мировоззренческий перелом, который привел к разрыву с такими друзьями демократической юности, как Филипп Миронов, не мог не найти отражения в романе, если бы Крюков его написал. Можно предположить, прежде всего, что роман, который писался бы Крюковым после 1917 года, не был бы либерально-народническим по своим позициям, приписываемым гипотетическому «автору» «Тихого Дона» литературоведом Д*.
Крюков по природе своего художественного дарования был документалистом, и в своей прозе шел за собственной биографией и внутренним поиском истины.