Тимур. Тамерлан

Сегень Александр Юрьевич

— Не годятся.

— И даже мой друг эмир Хуссейн?

— Ты и сам знаешь ответ на этот вопрос. Он годится не больше, чем другие. Нет у тебя теперь врага злее, чем он. Злее и опаснее. Ибо он тоже мог бы занять то место, которое теперь занимаешь ты. Провидение долго выбирало между вами. И теперь, мне кажется, выбор произведён.

— Как-то очень легко ты рассуждаешь о таких вещах, как провидение.

— Но что я могу поделать, если я полон уверенности, что мои рассуждения верны.

Тимур посмотрел на гостя и понял, что тот говорит сущую

правду.

— Хорошо. Но объясни мне тогда ещё вот что. Много воды утекло с тех пор, как я обратил на себя твоё внимание. Мои сыновья тогда были дети, теперь они воины. Отчего ты сразу не пришёл ко мне и не сообщил всё, что тебе пришло в голову. Ты же знаешь, я бы оценил твои прозрения.

— Я сомневался.

— Сомневался?

— Да. Ведь истина явилась мне не в виде свитка, где всё изложено подробно и однозначно. Прозрение всегда туманится сомнением. Я сделал попытку приблизиться к тебе, и она оказалась не совсем удачной. Потом с тобой произошло несчастье.

Тимур выпростал из рукава изувеченную руку:

— Ты это имеешь в виду?

— Именно. Я счёл это знаком судьбы. Не может же быть строителем великого государства человек, настолько ущербный телесно. Я впал в отчаяние, ибо был уверен, что твой двойник эмир Хуссейн для этой роли никак не подходит, несмотря на полное телесное здоровье. Надо ещё ждать, подумалось мне. Ждать и внимательно смотреть вокруг себя. Значительно позднее, пройдя по многим кругам духовных поисков, я вдруг понял, что твоё увечье не в ущерб тебе дано. Это свидетельство и ознаменование окончательного выбора. Закончилось существование Тимура, Тарагаева сына, всем известного в качестве хорошего конного воина. Надобен теперь Тимур-государь, будущее царство теперь скрывается не в ножнах у тебя, а в голове, и всё дело в том, сумеешь ли ты добыть его оттуда.

— Ты пришёл мне помочь?

Сеид склонил голову:

— Да, хазрет.

Тимур помедлил, он догадывался, что сейчас ему предстоит принять очень важное решение.

Оставить при себе этого человека? Только за то, что его слова совпадают с самыми тайными твоими замыслами? А вдруг это всего лишь лукавый обольститель и для того, чтобы войти в доверие к правителю Самарканда, он готов притвориться единомышленником и союзником?

Но если его отринуть? С кем тогда остаться? Преданных людей хватает — и Байсункар, и Мансур, и Курбан Дарваза. Они готовы в огненную пучину кинуться ради своего господина. Но иногда полезнее для дела никуда не бросаться, даже не вынимать из ножен оружия, а просто сидеть и размышлять. Размышлять и советовать.

— Хорошо, оставайся.

Сеид Береке опять поклонился. Лицо его было очень серьёзным. Он был рад тому, что всё завершилось так, но не показывал своей радости.

— Я не хочу, хазрет, чтобы ты долго ждал результатов моей службы, первую пользу я хотел бы тебе принести уже сегодня, и вот какова она.

Тимур поднял брови:

— Говори.

— Я слышал, ты решил призвать в Самарканд царевича Кабул-Шаха Аглана.

— Решил, и что? Ты хочешь сказать,

что это было неправильное решение?

— Оно уже принято тобой, хазрет, и, значит, отменено быть не может. Ибо вред от такой перемены был бы больше, чем от той неправильности, что могла бы быть в нем заключена.

— И что же дальше?

— Твои люди ищут царевича-дервиша по всему Мавераннахру, но они ищут его не там.

— Он уехал в Султанию? Мне передавали такой слух.

— Нет, хазрет, он не уехал в Султанию, так же как не уехал в Дамаск или Каир. Он живёт в Самарканде.

— Где-где?

— На окраине, в развалинах ширазского караван-сарая. Там много таких, как он.

Тимур встал и, прихрамывая, прошёлся.

— Немедленно велю его доставить сюда.

— Прошу простить меня, хазрет, но не соблаговолишь ли ты выслушать один совет.

Тимур обернулся к сеиду:

— Слушаю.

— Разумнее сделать это под покровом ночной темноты.

— Почему?

— Когда горожане и воины узнают, что над ними поставлен человек, извлечённый из грязной норы в городских развалинах, это может показаться им неподобающим. Кабул-Шах будет получать меньше почтения, чем тебе надобно в задуманной ситуации. Это может косвенным образом повредить и твоей власти.

— Но ведь он чингисид, важно ли то, где ему угодно было в последнее время жить?

— Почти не важно, но, послав людей своих к нему ночью, ты избавишься и от этого «почти».

Тимур пожал плечами:

— Пожалуй. Но скажи мне, всезнающий: а те, что занимают соседние норы рядом с будущим самаркандским ханом, знают, кто он, как ты думаешь?

Береке успокаивающе поднял руки:

— Не для того отказывался Кабул-Шах от претензий на царский венец, чтобы кичиться знатностью своего рода перед какими-то оборванцами. Тиха и скромна его жизнь и делится без остатка между молитвой и поэзией. К тому же он не вполне устойчив здоровьем.

— А это нас почему должно волновать? Если мы боимся, что он, усевшись на вершине, попробует расправить крылья, лучше вообще от него отказаться.

Береке снова сделал успокаивающее движение руками:

— Нет-нет, упоминание о его здоровье не имеет под собою никакого замысла.

Тимур взял в руки колотушку, обитую войлоком, и ударил в небольшой серебряный гонг.

Явился Байсункар. Тимур сказал ему:

— Это сеид Береке. Отныне он будет жить во дворце, позаботься о его устройстве.

— Надолго ли он у нас останавливается?

Хазрет поскрёб пальцем переносицу, и визирь с поклоном удалился. Этот знак означал, что пока ещё у эмира нет ответа на вопрос.

Глава 3

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Никогда со змеи не настрижёшь овечьей шерсти;

Никогда упавший в реку не выйдет из неё сухим.

Но человек, которому ты пожелал смерти,

Может оказаться полезен.

Кабул-Шах, «Дервиш и его тень»