Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Загорелые грязные ноги неутомимо шагали по пыльной дороге. На каждом третьем шаге ударял рядом с правой ступней отполированный до блеска посох. На голове у дервиша была высокая обтрёпанная шапка, нижнюю часть лица покрывала густая, спутавшаяся борода.
Между опушкой шапки и бородою посверкивали два внимательных глубоких глаза.
Сразу после полудня дервиш нагнал длинную вереницу телег, запряжённых безропотными мулами. Гружены они были резаным горным камнем и древесными стволами.
— Куда направляетесь,
Дервиш не обиделся на невнимательность погонщиков и пошёл вдоль вереницы телег, поглядывая в их сторону и явно подвергая счёту.
К вечеру он подошёл к городу и ещё раз убедился в том, что молва, приписывающая ему наименование «цветущий», совершенно права. Балх утопал в садах, под благодатными сводами которых текла неторопливая, размеренная и сытая жизнь. Вернее, ещё недавно текла, потому что с некоторых пор эмир Хуссейн, правитель города и прилегающей области, вознамерился превратить Балх в неприступную крепость. На эти цели он пустил большую часть богатств, добытых в десятилетних войнах, которые он вёл на обширных пространствах от Хорасана до Ферганы.
Маулана Задэ переночевал в шатре базарного брадобрея, потому что все постоялые дворы и караван-сараи были заполнены: для производства строительных работ Хуссейн согнал в город очень большое количество народу.
Утром поддельный дервиш отправился блуждать по улицам. Необычайное оживление царило на них, казалось, что абсолютно все жители участвуют в великом начинании своего эмира.
Со скрипом тащились по кривым улочкам гружёные арбы, кричали погонщики, ибо привычные улицы сделались вдруг невозможно тесны. Дымились костры с подвешенными над огнём большими чёрными казанами, ритмично кричали рабочие, поднимая по деревянным полозьям обтёсанные каменные глыбы.
— Вот оно что, — сказал под нос себе дервиш, подойдя к тому месту, где ещё год назад были жалкие пыльные развалины, а теперь обозначились внушительные, если не сказать монументальные, стены.
Да, Хуссейн не ограничился возведением только лишь оборонительных стен, это позволяли себе некоторые особо независимые правители, хотя считалось такое строительство безусловным нарушением уложения Чингисхана; так вот, не ограничился Хуссейн внешними стенами, а решил строить ещё и неприступную цитадель, хиндуван. Такое в своё время позволил себе Тимур в Кеше, правда, его цитадель скорее напоминала укреплённую усадьбу, чем крепость. Да и вскоре была разрушена воинами Баскумчи.
Весь день провёл дервиш в блужданиях по городу, осмотрел всё, до чего мог только добраться его взгляд, и, кажется, остался в высшей
Утром следующего дня дервиш исчез. Не из города, а вообще исчез. Вместо него явился к стенам строящейся цитадели некий каменщик в стоптанных, заляпанных известью туфлях, старом, видавшем виды фартуке, с необходимым для каменщицкого дела инструментом в руках. Посмотрев, что тут к чему, он незаметно смешался с толпою рабочих и вскоре уже вовсю трудился на укладке внутренней стены.
Ничего удивительного в том, что никто не обратил на него внимания, не было. Рабочих повсюду было очень много, и их перегоняли непрерывно с места на место. Так что Маулана Задэ незаметно прижился в цитадели.
Для чего это ему было нужно? Он справедливо рассудил, что именно здесь ему легче всего будет осуществить Задуманное. Хуссейн, чьим любимым детищем является балхский хиндуван, не может не навещать его время от времени, дабы следить за тем, как идёт строительство. Внутри уже имеется такое количество залов, укромных углов, что организовать неожиданную встречу с эмиром — Вполне посильная задача.
Всё случилось так, как и задумывал новоиспечённый каменщик. Увидев, как Хуссейн въезжает под надвратный свод внутрь хиндувана, он осторожно, так, чтобы никто из работающих рядом не заметил, завернул за выступ свежевозведённой стены, прошмыгнул через несколько залов, забрался на вершину недостроенной башни. Оттуда ему было удобнее всего наблюдать за передвижениями эмира.
Хуссейна сопровождал Масуд-бек, каменщик обрадовался — это было кстати. Племянник эмира считался человеком умным и осторожным, в случае чего он удержит Хуссейна от поспешного поступка.
Правитель долго и обстоятельно осматривал сердце своей будущей крепости; Он ходил по пустым залам, где не было ни одного постороннего человека, но два телохранителя не оставляли его ни на мгновение. Это бы не помешало, если бы эмира нужно было убить, но поскольку с ним нужно было переговорить с глазу на глаз, это становилось непреодолимым препятствием. Увидев врага-сербедара, Хуссейн отдаст приказ немедленно его зарубить, так что не удастся произнести и двух связных слов. Невозможно добраться до эмира и во дворце, ибо правитель двора потерял в самаркандских событиях, которыми руководил бывший богослов, всю семью и теперь ненавидит сербедарского вождя больше самого Хуссейна.
Маулана Задэ находился в каких-нибудь двадцати шагах от нужного ему человека, пару раз он уже порывался, рискуя всем, окликнуть его, но осторожность победила.
Можно было уже отчаяться. И времени в запасе оставалось немного, в любой момент Хуссейн мог уехать, а на улицах города он ещё менее достижим, чем в залах крепости.
Что же делать?
И тут Маулана Задэ пришла в голову спасительная мысль. И навёл его на неё Масуд-бек. Он поотстал от Хуссейновой свиты, заинтересовавшись каким-то колодцем в полу. Долго в него всматривался, поднял камешек и бросил вниз, проверяя, не бездонен ли он.