Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Тимур покачал головой и прищурился:
— Нет, Курбан Дарваза, мы отдадим ему ровно столько, сколько он просит.
С этими словами он встал, поражая батыров лёгкостью, с которой он это проделал, сбросил с плеч гигантскую лисью полсть и велел подать халат.
— Ждите меня здесь!
И с этим вышел. Он хромал довольно сильно, но вместе с тем его походка производила ощущение очень устойчивой.
— Куда он? — спросил кто-то, но ответить на этот вопрос не смог бы никто.
Выйдя из шатра, Тимур повернул налево и решительно зашагал к женским кибиткам. Попадавшиеся ему по дороге воины были так растеряны неожиданным появлением хазрета, что даже не успевали
К жене, вот куда шёл Тимур, к любимой жене своей Улджай Туркан-ага. Та, ни о чём не подозревая, сидела за бесконечным женским рукоделием у себя в палатке, ярко украшенной изнутри цветным гилянским шёлком [52] .
Две прислужницы, находившиеся в палатке, при виде ворвавшегося внутрь Тимура рухнули на пол и стали отползать пятками вперёд с невероятной быстротой, как будто всегда этому учились. Впрочем, что с них взять — китаянки!
52
Гилянский шёлк — шёлк из Гиляна, иранского центра шёлкоткачества.
Улджай Туркан-ага испугалась конечно же меньше, чем прислужницы, но тем не менее испугалась. И это несмотря на довольно сердечные отношения с мужем. Он не был ни деспотом, ни таинственным дивом [53] , ни неутомимым сладострастным животным. Любил ли он сестру Хуссейна?
Воздержимся, пожалуй, от рассуждений на эту тему. Стан степной орды — не лучший фон для тонких чувств и изощрённой куртуазии. Одно можно было сказать с уверенностью: своей женой Тимур был доволен, и несмотря на то что она была сестрой человека, с которым он с этой минуты вступал в состояние непримиримой вражды, он не считал ни нужным, ни возможным её пугать или оскорблять. Спокойным и ровным голосом он сказал:
53
Див — злой дух.
— Улджай Туркан-ага, мне нужны твои драгоценности.
Не задав ни одного вопроса, не выразив ни малейшего удивления по поводу столь странного желания мужа, она встала, отложив иглу и кожаную рукавицу, вышиванием которой занималась, и принесла из спального отделения большой кисет, вышитый кашмирским бисером [54] . Принесла и недрогнувшей рукой протянула мужу. Тот поощрительно улыбнулся, развязал шнуровку кисета и высыпал драгоценные побрякушки на большую атласную подушку. Его, оказывается, интересовали не все без исключения золотые и серебряные штуковины. А что именно?
54
Кашмирский бисер. — Кашмир — город и провинция в Индии.
Две огромные, богато украшенные камнями серьги.
Так ведь это подарок к свадьбе! Улджай Туркан-ага произнесла эти слова не вслух, а мысленно.
— Остальное мне не нужно, — сказал Тимур и вышел, оставив свою любимую жену в полном смятении. Она, конечно, понимала — произошло что-то ужасное.
Батыры Тимура наконец дождались своего хазрета и, когда он бросил поверх кучи золота принесённые им серьги, были поражены не меньше «ограбленной» супруги. И Байсункар, и Мансур знали, что это за серьги, и догадывались, что означает их возвращение дарителю.
— Отнесите
— Ты надеешься, что он не возьмёт эти серьги? — спросил визирь.
— Видит Аллах, я ни на что уже не надеюсь, но он же учил нас устами пророка, что, если можешь дать человеку надежду на спасение, дай.
— Но если он от них откажется, хазрет, что нам делать тогда?
— Смешной вопрос — принести их мне, а я верну их Улджай Туркан-ага.
Мансур, задавший этот вопрос, задал и следующий:
— Но что будешь делать ты, хазрет, если он вернёт серьги, ведь ты решил с ним порвать?
Тимур сбросил халат и снова забрался под защит лисьего меха.
— Мы не можем порвать то, что не мы связали, мы не должны проникать мыслью туда, куда должен проникать только промысел Всевышнего.
Часть третья
Глава 1
ПОЭТ И ЦАРЬ
О вы, которые уверовали! Будьте стойкими
пред Аллахом, исповедниками по справедливости.
Пусть не навлекает на вас ненависть к людям греха
до того, что вы нарушите справедливость. Будьте
справедливы, это ближе к богобоязненности, и бойтесь
Аллаха, поистине, Аллах сведущ в том, что вы делаете!
Более трёх лет прошло с тех пор, как закончилось стояние эмиров под Самаркандом в местности под названием Кан-и-Гиль. Более трёх лет прошло с тех пор, как пришёл конец дружбе двух властителей, дружбе необыкновенной и великолепной, вызывавшей зависть и недоумение у всех прочих властителей Мавераннахра и земель, его окружающих. Прошло более трёх лет, как эмир Хуссейн выбрал местом своего постоянного пребывания родовое гнездо — Балх, город большой, богатый и живописный. Эмир Тимур остался в Самарканде. Жители города охотно признали его своим главой. После казни сербедаров они быстро пришли в обычное, невоинственное расположение духа и порой сами себе удивлялись — откуда взялось столько горячности и злости в простых ремесленниках?!
Правители других крупных городов междуречья рек Сыр и Аму молчаливо признали право безродного, по большому счёту, барласского батыра командовать в Самарканде и Кеше, но он чувствовал, что это признание, да и сама власть его неполноценна и неустойчива. Стоит ему один раз оступиться, как найдутся желающие напомнить, что верховной властью в здешних землях имеют право пользоваться только представители рода чингисидова. Всё же другие, будь они даже семи пядей во лбу и с десятью туменами войска, всегда останутся временщиками и узурпаторами.
Побуждаемый такими размышлениями, решил Тимур позаботиться о законности установленного им порядка. Ничего особенно необычного придумывать ему было не надо. В эти бурные времена многие сильные люди оказывались в положении, подобном тому, в котором оказался сын Тарагая, и тогда они приглашали на царствование кого-нибудь из потомков рода Чингисхана, которых имелось во всех окружающих землях во множестве. Родовитые царевичи приглашались на роль царствующих, но не правящих. Приличие, таким образом, было соблюдено, а суть дела не затронута.