Тиран Золотого острова
Шрифт:
— А у нас они что делают? — спросил я.
— Рабов притащили на продажу, — пояснил дарданец. — Наловили по островам и привезли на зерно менять. Мужиков в кузницу забрали сразу же, а баб ткачи купили. По всему Великому морю слух идет, что тебе люди нужны. Недорого отдают, кстати, и бабы красивые есть. Я вот тоже купил. Там еще одна осталась, ничего такая, но просят за нее дорого. Хочешь прикупить?
Я вздохнул, поражаясь про себя идиотизму происходящего. Мне нужны чистые торговые пути, а идея бороться с пиратами, покупая у них же награбленное, тянет на премию Дарвина. Но, с другой стороны, великий Рим столетия терпел унизительные поражения от морских разбойников, разрешая работорговлю
— Приведи их главного ко мне на ужин, — сказал я Абарису. — Поговорим.
* * *
— Здесь хорошо, господин мой, — одобрительно улыбнулась Креуса, зайдя в свои новые покои.
По местным меркам они просто огромны. Здесь обычна ситуация, когда многодетная семья ютится в каменной клетушке, напоминающей своими габаритами грузовой лифт. Комната площадью метров пятнадцать квадратных вполне подходила и для установки прялки, и для размещения люльки, и для топчана рабыни. И даже большая часть сундуков с добром тоже здесь помещалась, придавая комнате малость захламленный вид. Но жене тут нравилось, а потому я просто махнул рукой.
Она успела переодеться, сменив пропыленный дорожный хитон на разноцветное платье, подобающее знатной даме. Сложное многослойное изделие, состоящее из юбок разной длины, торчащих одна из-под другой, смотрелось довольно мило, особенно если учесть, сколько моя жена потратила труда, чтобы его изготовить. Немыслимо яркие ткани были расшиты по подолу пурпурными и золотыми нитями, а швы отделаны яркой крученой тесьмой. Для людей, носивших в лучшем случае кусок ткани с дыркой для головы, такое платье означало непроходимую пропасть. Пропасть между ними, черноногими, и ею, дочерью царя. Только волосы она не успела убрать в сложную прическу, и они падали ей на грудь толстыми змеями смоляных кос.
Креуса провела пухлой ручкой по теплому кирпичу стен и улыбнулась, совершенно счастливая. Ей шестнадцать. Она взрослая женщина, мать и хозяйка. И впервые над ней не довлеет ничья воля, кроме воли мужа. Рядом нет ни отца, ни матери, ни тестя. Она полновластная владычица над душами и телами десятков рабов, которые содержат в порядке этот дворец. И она намерена справиться с этой ролью точно так же, как ткет разноцветные покрывала. То есть абсолютно идеально, не пропуская ни одной нити своим челноком.
— Креуса, — сказал я. — У нас сожгли парус. Разберись, сколько у нас тканей и каких. Парусов нужно будет много. Нам сейчас не до пурпурных носков. Займись этим.
— Да, хорошо, — милое личико повернулось в мою сторону, она стрельнула глазами, а потом смиренно опустила их в пол. — Я больше не мила своему господину?
— С чего ты взяла? — удивился я.
— Мы столько плыли на корабле… — улыбнулась она. — Мой муж должен хотеть женской ласки. Наверное, пока меня не было, наложницы
Тут ее голос едва заметно дрогнул. Восточная женщина ничем не отличается от женщины южной, западной или северной. Она такая же собственница, как и все остальные, только обычаи не дают ей разгуляться как следует. Пока что моя жена не показывает зубки, но какие ее годы. Впрочем, она права. Мы плыли на корабле довольно долго, а кровать в моих покоях отремонтировали с учетом вновь полученных вводных. Надо бы опробовать ее в деле.
— Ванная! — я чуть отстранил от себя прильнувшую было жену, вспомнив свое распоряжение перед отъездом. А когда увидел ее задрожавшие от обиды губы, пояснил. — У меня же есть ванная. Она из камня вытесана. И ее уже должны были приготовить, я им так велел перед отъездом. Сказал, если горячей ванны не будет, высеку. Не дуйся, жена моя, сначала я потру тебе спинку. Тебе понравится, обещаю.
Ей и впрямь понравилось, ведь в этой части света ванны есть только у царей, да и то не у всех. Их делали из терракоты или высекали из цельного куска камня, а потом полировали абразивом до зеркального блеска. Моя ванная была скорее небольшим бассейном, где мы оба легли, блаженствуя, пока служанки подливали горячую воду. Хорошо-то как! Вот только ради этого стоило рискнуть. В Дардане ванны нет ни у кого, я это точно знаю. А в Трое…
— Креуса! — лениво протянул я.
— Да, мой господин, — промурчала жена, волосы которой плавали по поверхности воды густым облаком. Она даже постанывала от наслаждения и делала это так явственно, что я почувствовал небольшую ревность к собственной сантехнике.
— А в Трое такое есть? — спросил я.
— Нет, — жмурилась от удовольствия Креуса. — Мы там влажными полотенцами обтираемся и в больших тазах моемся. У меня же есть тазы из меди в приданом. Я тебе их показывала.
— Угу, — вспомнил я и снова вытянулся в воде, ловя секунды наслаждения, о котором уже давно успел забыть. Как же меняют жизнь эти маленькие радости цивилизации, которых я раньше не замечал. — Что это ты там делаешь?
— Прости, я случайно задела, — невинно ответила Креуса, ручка которой шарила по моему телу с самыми недвусмысленными намерениями. Результаты ее изысканий были налицо и с каждой секундой увеличивались в размерах.
— Брысь отсюда! — сказал я служанке, которая пялилась на это безобразие во все глаза. Пены для ванной здесь еще не придумали, а потому она видела все в мельчайших подробностях. Впрочем, это было уже неважно. Я и впрямь истосковался по женскому телу, а любви здесь не стыдятся. Даже наоборот, считают ее подношением богам. Ну, если так, то мои жертвы сегодня будут очень щедры.
* * *
Ужин, как и водится в это время, от производственного совещания не отличается ничем, а по сути своей им и является. Едят тут попутно, решая за столом торговые и политические вопросы. Или как я сейчас, ищут себе союзника там, где есть одни лишь враги. Я должен понять этих людей, ведь, в конце концов, большую часть из них я собираюсь убить или лишить куска хлеба. А это почти одно и то же.
Гость-критянин оказался смуглым до черноты мужиком слегка за тридцать, с курчавыми смоляными волосами, перетянутыми на лбу красной лентой. Он был чисто выбрит, а худ и жилист до того, что виден каждый мускул. По его гибкому телу, кажется, можно изучать анатомию, потому что из одежды на нем только набедренная повязка и пояс с ножом. У него как будто жира нет вовсе. Впрочем, по всему видно, что боец он умелый. Его движения плавные и точные, а глаза острые, словно два лезвия. За моим столом сидит опасный человек, который живет опасной жизнью.