Тиран Золотого острова
Шрифт:
Царь Париама до личного общения сегодня решил не снисходить. По всему видно, что он хочет выжать из этой ситуации максимум, и унизит просителей при всем честном народе. Царь скользнул по мне любопытным взглядом и старательно спрятал свой интерес, сделав вид, что зевнул. Опыт не пропить, черт возьми! Сколько лет правит старик. Только вот под конец жизни облажался по полной, да еще и упорствует в своей ошибке.
— … Я требую, чтобы моя жена была возвращена домой с подобающими извинениями, — закончил свою речь Менелай. — Мое имущество и мои рабы тоже должны быть возвращены. А если кто-то из них за это время умер, то это надлежит компенсировать таким же человеком, сходного возраста и умений. И пусть присутствующий
— Мы услышали тебя, басилей Менелай, — произнес Антенор. — Кто хочет высказаться, достойные мужи?
— Не стоит отдавать то, что уже взяли, — раздался густой бас Гектора. — Увезти чужую жену из дома ее мужа — не самый лучший поступок, но не данайцам поучать нас. От их разбоя на море продыху нет. Скажи, Паламед, а не твой ли остров Эвбея — крупнейший рынок рабов на всем Великом море? Где вы их берете, расскажешь? Не вы ли отнимаете жен у мужей, а дочерей у родителей? А ты, Одиссей! Ты пахарь моря, как и Лаэрт, твой отец. Как вообще можно проплыть мимо Итаки и Закинфа и не быть ограбленным? Вы живете одним лишь морским промыслом, ведь на ваших скалах даже козам не найти пропитания. И не данайцам обвинять кого-то в краже, особенно когда и кражи-то никакой не было. Хеленэ по собственой воле ушла из дома и избрала другого своим мужем. Я вот что скажу, достойнейшие! Вернуть Хеленэ, да еще и виру выплатить — позор. Ведь мы не совершали того, чего надо стыдиться. Пусть стыдится тот, от кого сбежала собственная жена, бросив наследие предков.
Приам кивал на каждом слове, всем своим видом подтверждая полнейшее согласие со сказанным. Шепоток в зале перешел в одобрительный шум, и я слышал, как за спиной воины и купцы обсуждают слова Гектора. Получалось так, что и впрямь, если уж сделал гадость ближнему, то не усугубляй свою ошибку признанием вины. Это же ведь двойная глупость получается.
— Кто еще хочет сказать? — возвысил голос Антенор.
— Позволь мне! — с издевательской усмешкой произнес Парис. — Ты требуешь вернуть взятое в твоем доме имущество, царь Менелай, но что из него твое? И что досталось царице Хеленэ от отца? И твой ли это дом? Что вообще было у тебя своего, когда ты женился на ней? Я слышал, ты скитался по чужим углам, изгнанный из Микен. Именно Тиндарей, отец царицы Хеленэ дал вам с братом войско, чтобы вы могли убить своего собственного дядю и завладеть его достоянием. Я ничего не путаю?
В зале снова начались перешептывания, разбавленные обидными смешками, а Менелай побагровел и схватился за рукоять кинжала.
— Ты просто пастух, который нарушил законы гостеприимства, — выплюнул спартанец. — Я тебе кишки выпущу, попади ты мне в руки!
— Ты в моем доме! — резко ответил Приам. — Не забывай об этом! Мы собрали знать Трои, чтобы выслушать твою просьбу, а ты вместо благодарности угрожаешь смертью моему сыну! Мы приняли тебя как гостя, а ты нанес нам тяжкое оскорбление. Боги помутили твой разум, царь Менелай? Убирайся в свою Аххияву! Уезжай и не появляйся здесь больше никогда, иначе горько пожалеешь об этом!
— Я уйду! — гордо поднял голову Менелай. — Но я вернусь с войском. Кровью заплатит Илион за свою подлость!
Все вскочили с мест и закричали, наливаясь гневом и потрясая кулаками.
— Убить их!
— Убить!
— Он еще угрожать нам смеет!
Данайцы вскочили и вытащили ножи, встав спиной к спине. Ножи достали и троянцы, и они начали обступать чужаков, осыпая их ругательствами. Из присутствующих один лишь Антенор сохранял разум. Он стал успокаивать разбушевавшихся троянцев, и пока они рассаживались по местам, я подошел к Менелаю и негромко произнес.
— Подожди меня в порту, разговор есть.
— Хорошо, — кивнул удивленный спартанец.
Менелай уж точно знал, что к этому времени я должен быть
* * *
Уважаемые люди разошлись, и разговор с тестем пошел в узком кругу. Меня позвали через только пару часов, и слуга, разводя руками и непрерывно кланяясь, пояснил, что царь готовит пир в мою честь. Он почти не соврал, хотя на пир этот скромный ужин не тянул никак. Лепешки, зелень, оливки и вино. Стол явно собирали на скорую руку, а паузу продуманный царь взял для того, чтобы получить вести из гавани. Там мои гребцы уже вовсю распустили хвосты в портовой харчевне, хвастаясь серебряными браслетами и затяжным поносом после непривычной мясной диеты. Несколько дней подряд баранину жрать! Подумать только! Местные просто обзавидовались.
Приам, Гектор, Парис, Антенор, прорицатель Гелен и Деифоб, молчаливый здоровяк, командовавший полусотней колесниц, поедали меня взглядами. Деифоб, по слухам, отменный воин, честный и прямой как копье. Мы с ним не слишком близко знакомы, но я точно знаю, что Париса он терпеть не может. Тогдашний пастушок Александр когда-то победил его в беге и так попал на глаза Приаму, который приблизил сына простолюдинки, выделяющего из прочих ловкостью и красотой.
— Расскажи нам, Эней, как ты живешь теперь? — ласково спросил Приам. — Много слухов идет по Великому морю, и один чудней другого. Я уже и не знаю, какой из них правдив. Люди говорят, что ты сначала отнял богатый остров у ванакса Аххиявы, потом разбил его флот и осадил его город, а потом пировал с ним и обнимался у всех на виду. Расскажи нам правду, Эней, моя бедная голова не вмещает столько странностей. Хотя… ты ведь и есть ходячая странность. Я долго живу, но мне сложно уследить за тобой. Ты слишком необычен. Мы слушаем тебя, зятек. Как тебе удалось договориться с Агамемноном?
— Я признал его отцом, — ответил я, и сидевшие за столом переглянулись.
Гектор и Деифоб нахмурились и посмотрели на меня неприязненно, Парис, напротив, развеселился, а Антенор глубоко задумался. Как и сам царь. Слабый полумрак небольшого зала, где царская семья собиралась для бесед, освещался пляшущими языками горящего масла. Здесь было невыносимо душно, но, казалось, это прискорбный факт не волновал никого. Оглушительная новость отодвинула мелкие неприятности на задний план.
— Отцом, значит… Я что-то такое и предполагал, — произнес Приам, погладив в задумчивости белоснежную бороду. — То есть ты теперь стал другом моим врагам? А значит, враг мне и моим сыновьям? И твои корабли будут грабить мои земли, мои города и моих купцов? Это так?
— Не так, — покачал я головой. — Я не буду воевать за ахейцев, но и не стану бить им в спину. Я буду платить им дань, потому что у меня другого выхода нет. Меня раздавят как муху, и даже мои корабли не помогут.
— Твои корабли… да-а… — Приам как будто только что вспомнил о них. — Люди говорят, что ты их носами разил ахейские пентконтеры, словно копьем. И что у тебя есть какая-то деревянная рука, которая бросает горшки с углем на сотни шагов.
— Да, это правда, — ответил я, не вдаваясь в подробности.
— А если такая рука появится у ахейцев, когда они придут сюда? — голос Приама зазвенел так, словно каждое слово было высечено изо льда. — Ты подаришь им это знание?
— Не появится, — ответил я. — Я никому не подарю это знание. Даже тебе.
— Вот как? Почему? — наклонился ко мне Приам, в глазах которого сверкнуло изумление, недоверие и тщательно скрываемая ярость.
— Тебе это не пригодится, — спокойно ответил я. — Эта рука нужна для того, чтобы бросать огонь в город, а не из города.