Тирания Ночи
Шрифт:
Элс обрадовался. Пускай Донето думает, что все случилось исключительно из-за него. Хотя, вполне возможно, так оно и было.
– А вы уверены, – спросил он, – что Ночь сама сподвиглась на такое?
– Ты о чем, Хект?
– Не враг-волшебник ли пробудил это создание?
– Возможно, – после некоторого раздумья кивнул Бронт. – Но я не понимаю, как это было сделано. Не знаю ни одного мага, кому хватило бы сил на такое.
– Может, вы насолили кому-то из богов? – предположил Пинкус.
Принципат помрачнел. Он ведь как-никак
– Прошу прощения, – поправился Горт, – кому-то из демонов.
– Хитрый Пинкус, – пробормотал Элс.
Его собственные единоверцы исповедовали тот же самый постулат: есть только один бог, всемогущий и истинный, а остальные – не боги, а лишь демоны, предавшиеся ворогу.
Донето чуть просветлел:
– Может, ты и прав, Горт. Мы уже стали свидетелями немыслимого, так что, пожалуй, не стоит отбрасывать и такую возможность.
– «Лишь разумом открытым можно узреть единственную дорогу, ведущую из тьмы в безопасное грядущее».
– Ну да. Детская истина.
Элс не смог сдержать удивления.
– Это из Келама, – пояснил Горт, – «Письма тосканам».
– Боюсь, не читал.
– А их обычно только в семинарии и читают.
Теперь Элс запутался окончательно.
– Полагаю, – усмехнулся принципат, – у брата нашего Хекта мало было возможностей в его родных болотах приобщиться к мудрости.
Элс ухватился за эту соломинку:
– Моя семья никогда не отличалась особой набожностью. Так что наизусть я ничего не помню.
– Не важно, – махнул рукой Бронт. – Важно спасение и дела господа нашего.
– Как это?
– Господь воззвал ко мне, но сначала я ничего не понял. В Коннек я явился охваченный спесью. Даже неудавшееся покушение не наставило меня на путь истинный, но господь терпелив. Он послал вас, вывел меня из Коннека и охранил в Оунвидийской теснине. Теперь я готов услышать его и выполнить возложенное на меня. Ладно-ладно, я и не рассчитывал, что вас тоже осенит откровение. Но хочу обсудить наше положение.
– А положение таково, – подхватил Горт, – что мы остались без работы. Здесь мы вас защитить не сможем. Вот бросят вас в подземелье, зачем вам тогда охранники? А если и не бросят, вы не сможете нам платить.
– Все возможно. Но Йоханнес вряд ли зайдет так далеко. Он посадит меня под замок, пока Безупречный не выполнит его требований. Дело решится тихо. Тогда я снова отправлюсь в Брот, и мне понадобится охрана.
Элс внимательно посмотрел на Донето. Он не застал того принципата, который явился очищать Коннек от ереси, зато много слышал о нем от уцелевших телохранителей. Нет, люди не могут изменить свою суть, они лишь притворяются из тактических соображений.
– Я всего лишь хочу сказать, что вы нужны мне, несмотря на грядущую задержку.
Элс довольно крякнул. Какая удача – телохранитель члена коллегии!
– Хорошо, я останусь с вами.
Донето кивнул.
– Посмотрим,
Племенца считалась одним из самых богатых городов во всей Фиральдии. Формально это была республика, независимый город-государство, на деле же, как и большинство других городов Фиральдии, ею правило несколько кланов. Однако здесь их власть распространялась не так далеко, как в прочих местах, потому что в здешних водах водилась более крупная рыба.
Предки Граальского императора происходили из дома Транцелла: именно первенцы дома Транцелла становились графами Племенцы, хотя само семейство уже не имело в округе большого влияния. Сам Йоханнес был мелким дворянином, пока курфюрсты не избрали его императором. Такой кандидат всех устраивал – легко управлять и так же легко в случае чего отстранить от дел. Но у Ганзеля обнаружился сильный характер, он был тверд в своих убеждениях и умел убеждать других. Алчность патриархов росла, и на этом фоне Йоханнес смотрелся особенно выгодно и привлекал на свою сторону фиральдийских дворян, которые желали освободиться из церковной хватки.
Император на неопределенный срок остановился во дворце Диммель вместе с сыном и двумя дочерьми. Во дворце этом вот уже несколько веков находилось родовое гнездо графов Транцелла.
Этот факт только подчеркивал интерес Ганзеля к Фиральдии. Захватнический интерес, как сказали бы имперские враги. Хотя сам император утверждал, что явился в Племенцу лишь для того, чтобы вывести в свет дочерей – показать им город, в котором есть чему поучиться и на что посмотреть, в отличие от скучных полей Кретьена.
Из-за своего происхождения дочери Ганзеля представляли немалый интерес, но пока еще не были сосватаны. Нежелание Йоханнеса поощрять потенциальных ухажеров волновало курфюрстов, некоторые из которых втайне надеялись стать его преемниками.
Если император и потерпел бы зятьев, то лишь таких, которые принесли бы ему деньги и новых солдат, а самое главное, помогли бы в неутихающей борьбе с патриархом. Но из дворян, обладавших достаточными средствами и положением, мало кто разделял его ненависть к Броту. К тому же любой претендент становился императорским наследником, ведь единственный сын Ганзеля Лотарь был весьма болезненным ребенком.
Сестры и няньки Лотаря денно и нощно пеклись о нем. Все боялись, что он вряд ли доживет до того момента, когда нужно будет принять у отца корону.
Сам Йоханнес любил единственного сына безмерно, но не мог не видеть, какие у мальчика перспективы.
Все это Элсу рассказал Донето по дороге в Племенцу.
– Пайп, – пробурчал Пинкус Горт, – а мы что – правда не бросим этого проныру?
– Я и сам при случае становлюсь пронырой, – усмехнулся Тейдж. – Думаю перехитрить его и выторговать кое-что еще.