Ткач
Шрифт:
Задние ноги Рекоша погрузились в землю. Он сильно толкнулся ими, таща Улкари вперед.
С сотрясающим кости рычанием Улкари частично упала на Рекоша, едва удержавшись на ногах. Шипастая дубинка у ее бедра опустилась, острые осколки и зубы впились в его шкуру. Он зашипел от боли.
Один из осколков зацепился за веревку у него на запястьях.
Движение по обе стороны показало, что спутники Улкари бросились к ним, чтобы помочь удержать его.
Он убедился, что веревка надежно зацепилась, когда самцы схватили его. Она скользнула
Он немедленно проверил повреждения, отталкиваясь руками, выворачивая запястья, изо всех сил натягивая истертую веревку. Но этого было недостаточно. Пока нет.
Оганкай защебетала и провела ладонью по волосам Ахмьи.
— Какой дух. В борьбе ткача и в глазах этого существа. Наша королева, несомненно, будет довольна.
— Твоя королева мертва, — прорычал Рекош.
Улкари схватила его за волосы на затылке и ткнула щекой в грязь.
Свирепо посмотрев на Рекоша, Верховная речица отпустила Ахмью, позволив ей упасть на землю, и медленно, угрожающе поднялась.
— Смерть не властна над такой, как наша королева. Наша королева пепла и костей, богиня Клубка и всего, что в нем!
Она развернулась и почтительно поклонилась, три врикса, сопровождавшие ее, сделали то же самое, и все повторили эти слова преданным шепотом.
Наша королева из пепла и костей.
Только тогда Рекош увидел, что все это время скрывалось за ними четырьмя.
Высокая фигура, облаченная в украшения из полированного золота и яркий фиолетовый шелк — женщина-врикс, похожая на скелет. Ее руки были раскинуты, когтистые пальцы угрожающе растопырены, а челюсть отвисла, обнажив острые зубы. Чернота пустых глазниц была невероятно глубокой, наполненной голодом и злобой.
Воплощение смерти.
— О Боже мой, — прохрипела Ахмья.
Холодные руки ужаса сомкнулись вокруг сердец Рекоша и сжались, вонзив когти, чтобы высосать из его тела все тепло и силу.
Зурваши.
Она была здесь. Каким-то образом она была здесь, и…
Он сделал обжигающий вдох, и его сердца забились в быстром, изматывающем ритме.
Нет, это была не Зурваши. Это были останки Зурваши. Он мог видеть темную шелковую нить, аккуратно обмотанную вокруг почерневших костей, скрепляя их друг с другом и с каркасом из палок и столбов, торчащих из больших плоских камней, сложенных под скелетом.
— Теперь она нечто большее, — заявила Оганкай. — Наша королева. Королева. Более великая, чем Восьмерка, она — правительница всех вриксов, и наше ничтожное подношение ускорит ее возвращение в этот мир шкуры и крови.
Ахмья повернула голову, чтобы встретиться взглядом с Рекошем. Ее глаза так много выражали в этот мимолетный момент. Страх и неуверенность — да, но также и ее любовь.
Этот взгляд разбил его сердца и сразу же укрепил их, потому что в нем также выражалось
Рекош и Ахмья были этим подношением.
Нет.
Он не мог не защитить ее снова, какой бы невозможной ни казалась ситуация. Он не мог потерпеть неудачу.
Когда Оганкай и ее одетые в ткань спутники разогнулись, Улкари выпрямилась, придавив Рекоша своим весом. Как только она оторвалась от него, Когти, пришедшие ей на помощь, оторвали его от земли.
Он резко согнул запястья, ища поврежденную веревку своими длинными когтями, не обращая внимания на боль в суставе.
Подняв голову, он теперь мог видеть то, что лежало перед святилищем со скелетами. Квадратная яма, три сегмента в поперечнике и два в глубину, заполненная ветками и сучьями. Под слоем свежей древесины лежал пласт серой золы, обугленные дерево и кости — он мог лишь надеяться, что они принадлежали животным.
Одетые самцы отошли от ямы, чтобы принести большую корзину, наполненную сухими листьями, травой и ветками.
— Сегодня, моя королева, твоя воля исполнена, — воскликнула Оганкай, широко раскинув руки. — Двое твоих врагов предстанут перед твоим правосудием.
Двигаясь в унисон, самцы бросали в яму пригоршни хвороста. Такого сухого, что он, вероятно, быстро загорится.
— Не делайте этого, — сказал Рекош ровным голосом, несмотря на то, что его дыхание становилось все более частым и неглубоким. — Вы пожалеете об этом.
Один из его когтей зацепился за веревку и потянул.
С тихим звуком дискомфорта Ахмья перекатилась и встала на колени.
— Ты не в том положении, чтобы угрожать, — проскрежетала Улкари рядом с Рекошем.
— Это не угроза. Только правда.
Он услышал звон золота, когда Улкари пошевелилась, и приготовился к последующему удару.
Но Оганкай повернулась, чтобы посмотреть на него, и сделала резкий жест рукой.
— Позволь ему говорить. Для того, кто сплел так много слов, вполне уместно, чтобы его последнее были произнесены перед нашей королевой.
Улкари зарычала. Удара не последовало.
Оттолкнувшись, чтобы удержать веревку натянутой, Рекош сумел снова зацепить ее когтем. Еще несколько нитей поддались. Это казалось такой мелочью, но он знал, что иногда требуется всего лишь одна нить. Одна нить может изменить все.
Ахмья опустилась на корточки, положив руки чуть выше веревки, туго обмотанной вокруг ее обутых в ботинки лодыжек. Ее тонкие пальчики нащупали узел.
Она вряд ли смогла бы убежать от вриксов, но это означало, что она еще не побеждена. Она не смирилась с судьбой, которую выбрали для нее вриксы.
Подавив ярость, он сказал по-английски:
— Это не будут мои последние слова, жена моя.
Его пара посмотрела на него, но он лишь на мгновение встретился с ней взглядом. Она глубоко вздохнула, расправила плечи и кивнула.