Тьма сгущается перед рассветом
Шрифт:
— Быть коммерсантом, конечно, неплохо. Однако желторотик нарушил присягу… Это важнее всего, господин локотенент Митреску! — Заримба сокрушенно развел руками, словно сожалел о таком необдуманном поступке легионера Гылэ, но помочь ему не мог.
Лулу выплюнул косточку на скатерть и, взяв свой бокал, сказал:
— А я бы таких всех переплавил на мыло, больше пользы было бы! Честь офиц… Честь гвардейца!
Кончик языка Заримбы не находил себе места, но парикмахер улыбался.
— Что ж, правильно! — он поднял почти пустой бокал: —
Лулу чокнулся и безразличным тоном ответил:
— Не страшно…
— Что ж, в таком случае пожелаем «многого впереди!»
— Мерси.
VII
Было около пяти часов, когда Томов и Илиеску пришли к весовщику. Сердито буркнув что-то, он распорядился подать к погрузочной девять платформ. Томов и Илиеску ушли в веселом настроении.
Вдали, за водокачкой, маневрировал паровоз. Он яростно гудел, волоча за собой то несколько платформ, то целую вереницу вагонов и разводя их по разным путям. Маневранты, стрелочники свистели и махали кто флажком, кто просто рукой, перебрасывая то в одну, то в другую сторону, тяжелые ручки стрелок. Илья сбегал к старшему маневранту, и, убедившись, что сначала будут разгружать линии, а затем подадут порожняк для погрузки, вернулся к Илиеску.
— Ну как?
— Придется ждать, — вздохнул Илья.
— Что ж, ничего другого не придумаешь. Будем грузиться ночью.
— Думаю, управимся, поднажмем. Ну, а пока — давайте закурим, — потирая руки, весело произнес Илиеску, протягивая Томову портсигар.
— Благодарю, господин Захария, что-то не хочется.
— Вы, как я вижу, мало курите?
— Когда есть — потягиваю, а нет — тоже не страшно.
— В таком случае не следует переводить табак и деньги. Я сам несколько раз бросал, да вот снова курю. Пачки в день иной раз не хватает!
— О, это много… Я выкуриваю самое большое пять-шесть в день. И к тому же не затягиваюсь… Привык… Когда-то мечтал попасть в авиацию, оттого старался легкие не портить никотином. Боялся, не примут…
— Да, да… Вы, кажется, писали жалобу не то королю, не то еще кому-то?
Томов смутился.
— Было такое время. Было и увлечение, было и заблуждение… Но все это, как говорит одна русская поговорка, «было да сплыло»…
Илиеску внимательно посмотрел на Илью.
— И что осталось от всего этого?
Томов помялся, а потом решительно сказал:
— Разочарование.
— В жизни или в стремлении стать летчиком?
Томов пожал плечами и отвернулся, будто всматривался, не подают ли вагоны.
Илиеску тоже посмотрел в ту сторону и спокойно произнес:
— Столица, значит, открыла глаза…
Томов быстро взглянул на Захарию, но не прочел в его взгляде насмешки, и ему вдруг захотелось поделиться с этим человеком своими затаенными мыслями.
— Вообще-то до приезда в Бухарест я многого не знал. Кое-что впервые понял в пансионе, где живу,
— А в Бухаресте где живете? — спросил Илиеску.
— На Вэкэрешть.
— У родичей?
— Нет. Снимаю койку. Там живет мой земляк, хороший парень. Через племянника хозяйки я и попал в гараж на работу… Вы его, наверное, знаете, он шофер профессора Букур. У него такой старый «Шевроле», коричневый с тентом. Всегда к нам в гараж на профилактику приезжает. Морару — его фамилия.
— Возможно, я видел его у нас, — как-то неохотно ответил Илиеску. — Значит, живете у родичей этого шофера? А я думал, что у вас в Бухаресте есть родные…
— Родственники тоже есть. Тетка. Живет на Арменяска.
— Вот как! И почему же вы не у нее? — удивился Илиеску.
Томов замялся.
— Да так… Не хочется быть на положении бедного родственника… Хотя и они сами не богачи, но живут неплохо.
— Ну, Арменяска — район недешевый. А чем занимается ваша тетушка?
— Дочь у нее есть. Работает кем-то в министерстве финансов. Получает, знаю, ничего. А тетя держит еще и квартирантов. Но только солидных.
— Ну, а работа в гараже устраивает вас?
— Хорошо, что это есть…
— Это верно. Место не ахти какое, но бросать не стоит — другое найти трудно.
— А я и не думаю бросать.
— А с авиацией, значит, все покончено?
Томов молча махнул рукой.
— Не вы первый, не вы последний, — задумчиво проговорил Илиеску. — Испытал все это на собственной шкуре… А то, что вы написали кому-то там жалобу, — Захария сердито усмехнулся, — ответа не получите.
— Королю я написал. Но письмо так и не отправил. Однако министру авиации все же послал. Хотел убедиться, чтобы не жалеть потом.
— Да… Вы не единственный, кто мог бы принести пользу стране. Но у нас этого пока добиться трудно, очень трудно!.. — Илиеску вдруг поднял голову, выпрямился, лицо его стало суровым. Он сдвинул большим пальцем берет на затылок, так что теперь был виден весь шрам, похлопал Илью по плечу и, глядя куда-то вдаль, сказал:
— Ничего, ничего, Илие… Еще будет хорошо… Ого! И летчиком сможете стать, и летать будете! Придет еще время… Увидите!
Томову показалось, что внутренне они ведут совсем другой разговор. Чуть прищуренные глаза Илиеску улыбались. «Почему он так уверенно говорит?» — подумал Томов.
— Простите, господин Захария, но хочу вас спросить… Вы, наверное, очень верите в это и потому так часто говорите? Я слышу это от вас не впервые… Тогда на вокзале, когда я приехал в Бухарест, потом, когда в гараже как-то мастер Вулпя шутя обозвал меня «авиатором». Помните? Когда мастер вышел, вы сказали те же слова, что сейчас… Ведь вы произносите их не просто так, а имеете в виду что-то определенное? Во всяком случае мне так кажется…
Илиеску улыбнулся и задумчиво ответил:
— Да, помню… Я тогда сказал, что там вы давно могли стать летчиком…