Тьма века сего
Шрифт:
– И все так называемые вложения попадали прямо в карман Касефа.
– Я уверена, что все вместе они составляют значительную часть тех денег, которые Касеф задумал использовать для покупки университета.
Бернис прокрутила пленку вперед. Множество кадров с экономической информацией промелькнуло перед глазами.
– Погоди-ка! – остановила ее Сузан. – Вернись немного назад. – Бернис перекрутила пленку. – Да, вот тут. Это я пересняла кое-какие записи самого Касефа. Трудно разобрать почерк, но посмотри на список имен…
Бернис и
– А этого ты еще не видела, – Сузан указала в конец этого длинного списка.
Там стояли имена: Хоган, Крюгер, Страчан, написанные рукой самого Касефа.
– Я предполагаю, что это исключительно важный документ.
– Точно, в нем указаны сотни имен. Ты заметила крестик возле многих из них?
– Те, от кого уже избавились?
– Купили, выгнали, может, убили, оклеветали или разорили.
– А я – то думала, что наш список очень длинный!
– Это только верхушка айсберга. У меня есть и другие документы, которые мы должны скопировать и спрятать в надежное место. Все вместе это составляет убийственное свидетельство не только против Касефа, но и против «Омни». Тут находятся доказательства, подтверждающие незаконное прослушивание телефонных разговоров, шантаж, финансовые махинации, террор и убийства. Изобретательность Касефа в этой области не имеет границ. Настоящий гангстер.
– К тому же интернациональной лиги, и не забывай, объединенной неестественной преданностью Обществу Вселенского сознания.
Кевин, снимавший ксерокс с фотокопий документов, выкраденных Сузан, прошептал со своего места:
– На улице полицейский. Сузан и Бернис замерли.
– Где? – встревоженно спросила Бернис. – Что он делает?
– Стоит напротив дома. Бьюсь об заклад, он выслеживает нас.
Сузан и Бермис осторожно подались вперед и увидели Кевина, полусогнувшегося в дверях копировальной комнаты. Уже полностью рассвело, и через окна в помещение проникал свет.
Кевин указал на старый «форд», стоящий на другой стороне улицы, едва заметный из окна. Одетый в штатское водитель без дела сидел за рулем.
– Келси, – уверенно пояснил Вид, – он меня брал несколько раз. Он без формы, и «форд» старый, но его рожу я узнал бы за километр.
– Без сомнения, это работа Бруммеля, – прошептала Бернис.
– Что же нам делать? – растерянно спросила Сузан.
– Пригнитесь, – тихо проговорил Кевин. Они нырнули за дверь в тот момент, когда еще кто-то подошел к окну редакции и заглянул внутрь.
– Майкелсон, – тут же отозвался Кевин, – дружок Келси.
Майкелсон потянул за ручку. Дверь была заперта. Он заглянул в другое окно и отошел, исчез из поля зрения.
– Пришло время для нового чуда, а? – проговорила Бернис с некоторым сарказмом.
Ханк проснулся рано утром в полной уверенности в чудесном вмешательстве Бога: или он сейчас немедленно вознесется на небо, или ангелы придут спасти его, или… или… или он
В эту секунду раздалось удивленное восклицание Маршалла:
– А это еще что такое?!
Выходит, он тоже слышал? Ханк, наконец, проснулся. Соскочив с нар, он подошел к решетке. Звуки проникали с улицы через окошко в конце отделения. Маршалл тоже встал, и товарищи по несчастью слушали вместе, ясно различая имя Иисуса, прославляемое и воспеваемое.
– Мы продержались, Ханк, – восторженно произнес Маршалл. – Мы на небе!
Ханк плакал. Если бы только эти люди на улице знали, каким благословением было для них это пение! Ему вдруг показалось, что он уже не в тюрьме. Для Евангелия Иисуса Христа нет никаких цепей, и они с Маршаллом – самые свободные люди на земле.
Оба продолжали слушать, а потом Ханк неожиданно для Маршалла тоже запел. Это была песня, представляющая Иисуса Христа непобедимым воином, а церковь такой же непобедимой армией. Ханк, конечно же, знал все слова наизусть и пел во весь голос.
Маршалл, несколько смущенный, оглянулся вокруг. Парочка автомобильных воров в соседней клетке-камере до сих пор не пришла в себя после ареста, им вообще ни до чего не было дела. Парень, которого обвиняли в подделке чеков, только покачал головой и снова углубился в чтение бульварного романа. Несколько заключенных в дальнем конце коридора, не видимые Маршаллу и Ханку, что-то пробурчали, но не слишком громко.
– Вот так, Маршалл, – подбадривал Ханк, – давай подключайся! Может быть, мы себя «выпоем» из этого места!
Журналист улыбнулся и покачал головой.
В этот момент с грохотом открылась большая дверь, ведущая в тюремное отделение, и на пороге появился Джимми Данлоп, с красным лицом и дрожащими руками.
– Что здесь происходит? – зло спросил сержант. – Знаете, что вы нарушаете порядок?
– Нет, мы только наслаждаемся музыкой, – ответил Ханк, расплывшись в улыбке.
Джимми погрозил ему кулаком:
– Кончайте с этой вашей религиозной чепухой. Здесь ей не место, тут общественная тюрьма. Хотите петь, так пойте где-нибудь в церкви, а не здесь.
«Так, – подумал Маршалл, – теперь я, кажется, запомнил слова». И он начал петь громко, как только мог, прямо в лицо Джимми Данлопу. Тот повернулся на каблуках и пошел прочь, с силой захлопнув дверь.
Началась новая песня. Маршалл был уверен, что слышал ее где-то раньше, скорее всего в воскресной школе. «Благодарю, Господь, что ты спас мою душу», – он пел громко, стоя рядом с маленьким Божьим служителем, оба держались руками за решетку.