Точка опоры
Шрифт:
Глеб где-то в башкирской юрте пьет кумыс. Поправляется. Недели через две вернется молодцом. А они-то в Лондоне недоумевали: "Почему Соня дремлет?" В душе упрекали за молчание.
И еще в письме была приятная новость - Бродяга собирается бежать из Лукьяновки. И не один. С ним восемь человек таких же, как он. Выходит, все социал-демократы.
Кто же они? Вероятно, Бауман. Несомненно, Блюменфельд... Кто еще? Конечно, транспортер Басовский, хотя он и порядочный флегматик. Постарается не отстать от энергичных. Есть там еще Папаша*. Говорят, из наших ортодоксов. Умный и находчивый...
_______________
*
Если им удастся, большая будет подмога! Баумана снова бы в Москву. Для восстановления комитета.
А вдруг да... Об этом лучше не думать. Они сами знают, что в случае неудачи всем грозит каторга. Надо надеяться, предусмотрели все до мелочей.
...Лукьяновка где-то на окраине Киева. Говорят, тюремная ограда отменно высока. Шесть аршин! Никому не удавалось перебраться. Да, кажется, никто и не пробовал. Тюремщики давно успокоились: за четверть века - ни одного побега!
Действительно, после Льва Дейча и его двух товарищей там не было побегов. Лев Григорьевич рассказывал: подкупленный надзиратель вывел их через ворота в надзирательских мундирах. А теперь как? Большой группой в мундирах не пройти. Что же остается? Подкоп? По словам Дейча, невозможен. Вооруженная схватка у ворот? Охрана может перестрелять. Вероятно, придумали что-нибудь иное...
Тем временем схваченных агентов продолжали свозить в Лукьяновку. Это не случайно - из Киева "Искра", доставленная "путем Дементия", проникала во многие города.
Если схваченных не решатся судить, могут быстро расправиться втихомолку - при помощи царской резолюции.
Не опоздали бы искряки...
И Владимир Ильич каждый день нетерпеливо просматривал письма - из Киева ничего не было. И от Сони тоже не было. Пожимал плечами:
– Странно.
– Может, лежат письма где-нибудь на перепутье, - успокаивала Надежда.
– Не сегодня так завтра получим.
– Мы должны все знать, чтобы вовремя помочь.
Прошло больше месяца. И вот однажды среди писем оказалась бандероль, пересланная из Нюрнберга. Этим адресом чаще всего пользовались Кржижановские.
– А ну-ка, ну-ка, что тут?
– Владимир Ильич, развернув "Вестник финансов, промышленности и торговли" No 19, похвалил за конспирацию: Умно!
– Быстро перелистал и отдал жене.
– Проявляй скорее.
На условленной странице Надежда отыскала едва заметную карандашную точку в букве А, где начиналось тайное письмо, и стала нагревать над лампой.
– "Пятого августа. Пишет Клэр", - прочитала первые слова, проступившие между строк журнала.
– Почерк самого Кржижановского.
– Значит, поправился. И знакомый псевдоним звучит бодро.
– Клэр в переводе чистый?
– Да. Ясный, светлый, чистый. Таков сам Глебася! Ну, и что он там?
– Дает новые адреса. Просит перед посылкой тайных писем всякий раз присылать невинную открытку на адрес Медвежонка.
– Хорошо! О Маняше попутная весточка! А больше ничего о наших? Значит, еще не вернулись. Август приятный месяц, отдохнут по-настоящему. Продолжай. Не буду больше отвлекать.
Надежда начала
– Если встретится что-нибудь важное...
– Да тут все важное. Даже особо важное. Вот хотя бы о судье Ш. Ты догадываешься, кто это?
– Свояк Глебаси, Шестернин, муж Софьи Павловны. И что же он?
– Обещает устроить у себя в Боброве Воронежской губернии хороший склад нашей литературы!
– Вот это новость! А как к нему писать?
– Через Соню. Псевдоним прежний - Руслан и Людмила.
– Напиши сегодня же.
И опять занялись каждый своим делом.
Надежда стала проявлять следующую страницу журнала. Там были строки об Улитке - Зинаиде Павловне, жене Кржижановского. Она ездила в Нижний, по дороге виделась...
– Аркадий цел!
– поспешила Надежда обрадовать мужа.
– Зина виделась с ним.
– Великолепно! Разъездной действует! А что же в Нижнем?
– Сейчас проявляется строка. Вот: "Там будет помещаться запасная Акулина, которая может быть пущена в ход при первой возможности".
– Молодцы волгари! Надо подбодрить. Не наладят ли у этой Акулины перепечатку "Искры"?
Самарские друзья тревожились о Старухе, у которой опять были большие провалы, и просили непременно прислать адреса для связи. Они сами получили ходы к Старухе, но не знали, "в ту ли группу". В искровскую ли? И в ожидании более надежных адресов и паролей умалчивали, что ходом к Старухе со временем воспользуется Зайчик. Только не нарвался бы на охотников.
А самая волнующая новость, которую Ульяновы ждали уже целый месяц, была на последней странице. Едва разглядев как бы проступающее сквозь дымку слово "Бродяга", Надежда чуть не вскрикнула от радости.
– Слушай, Володя, о Киеве. Туда поехал человек для содействия планам Бродяги! Повез восемьсот рублей!
– А кто поехал? Не пишут? Напрасно. Мы должны знать, кому вверяется судьба наших товарищей.
Владимир прошелся по комнате.
– Восемьсот рублей на девять человек! Не поскупились. И сумели где-то раздобыть. За это стоит похвалить. С такими деньгами в карманах легче скрыться, переменить одежду, приехать сюда... Я думаю, они приедут. Повидаться, отдохнуть, договориться о дальнейшем... Впрочем, не будем загадывать. По-украински не следует говорить "гоп" раньше времени.
Остановившись возле стола, переспросил:
– Из Самары отправлено пятого? По здешнему календарю восемнадцатого. А план у них сложился раньше, и они там не будут терять времени. В таком случае пока шло письмо...
– Подушечками пальцев правой руки коснулся лба и тут же протянул ее к Надежде, как бы поднося непреложный ответ.
– В таком случае вот-вот предпримут побег. Здешние газеты не преминут тиснуть телеграмму. Будем ждать. Со дня на день...
...В Киеве тоже ждали. Уже второй месяц ответственные за побег члены комитета дежурили в доме на окраине города, откуда был виден мужской тюремный корпус. Перед побегом его участники в условленном окне повесят сушить два полотенца...