Только не дворецкий
Шрифт:
— Расскажите о нем.
Доктор Медоуз уселся и закурил.
— Он сам сколотил свое состояние, — сказал он. — Стальная хватка. Не то чтобы вульгарен, но грубоват.
— Вроде доктора Джонсона [104] ?
— Ни в коей мере. Не перебивайте меня. Я знал его двадцать пять лет. Его жена жила с нами в Дорсете по соседству. Изабель Форстон. Я помогал его детям прийти
104
Имеется в виду доктор Самюэль Джонсон (1709–1784), автор знаменитого «Словаря английского языка»(1755), литературный критик и эссеист. В спорах бывал несдержан и груб — нередко называл оппонентов собаками, мерзавцами, негодяями и т. п.
— Не возьму я в толк, зачем тут эти дырки? — пробормотал Фокс, обращаясь к Бейли.
— Продолжайте, Медоуз, — попросил врача Аллейн.
— Года полтора назад я все высказал Септимусу — про ее здоровье. Сказал, что состояние ее рассудка вызывает опасения. Он глянул на меня, осклабился и сказал: «Надо же, у нее есть рассудок!» Но послушайте, Аллейн, я же не могу вот так разговаривать о своих пациентах. Не знаю, что на меня нашло.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что я никому ничего не скажу, если только…
— Если только — что?
— Если только не появится необходимости. Продолжайте же, прошу.
Но доктор Медоуз поспешно укрылся за профессиональной этикой. Он мог лишь сообщить, что у мистера Тонкса было слабое сердце и высокое давление, что Гай работал в конторе отца, что Артур желал изучать искусство, но ему велели заняться юриспруденцией, и что Филлипа мечтала о сцене, но ей велели об этом даже не думать.
— Значит, детьми он помыкал, — заметил Аллейн.
— Вам придется это самому выяснить. Я ухожу.
Доктор Медоуз дошел до двери, но вернулся обратно.
— Слушайте, — произнес он, — вот что я вам скажу. Вчера вечером тут была ссора. Я попросил Хислопа — он малый сообразительный — дать мне знать, если что-нибудь огорчит миссис Сеп. Очень сильно огорчит. Между нами говоря, я попросил Хислопа сообщить мне, если Сеп разойдется, потому что Изабель и дети уже порядком от него натерпелись. Он частенько напивался.
Хислоп позвонил мне в десять двадцать вечера и сказал, что тут был страшный скандал. Сеп орал на Фипс в ее комнате — то есть на Филлипу, всегда зову ее Фипс. Я попросил его перезвонить мне через полчаса, если все не уляжется. Велел ему не попадаться на глаза Сепу, сидеть у себя — его комната рядом с комнатой Фипс — и, когда уйдет Сеп, проверить, в порядке ли она. Ссора произошла из-за Хислопа, подробнее сказать не могу. У слуг был выходной. Я сказал ему, что если он не перезвонит через полчаса, то я позвоню сам, и если трубку никто не возьмет, значит, все утихли и улеглись спать. Я позвонил, никто не взял трубку, и я сам отправился спать. Вот и все. Я ухожу. Кертис знает, где меня искать. Полагаю, мое присутствие понадобится на дознании. Всего доброго.
Когда он ушел, Аллейн принялся дотошно осматривать комнату. Фокс и Бейли по-прежнему увлеченно возились с радиоприемником.
— Не пойму я, как этот прибор мог укокошить
Он повернул выключатель и стал настраивать станции. Раздалось продолжительное гудение.
— …И завершает нашу передачу еще один рождественский хорал, — сказало радио.
— Звук хороший, — одобрительно кивнул Фокс.
— Я кое-что нашел, сэр! — внезапно объявил Бейли.
— Опилки? — спросил Аллейн.
— Они самые, сэр, — удивленно ответил Бейли.
Аллейн посветил фонариком внутрь приемника и собрал под дырочками немного опилок.
— Вот тебе и первая выгода! [105] — сказал Аллейн.
Он нагнулся, чтобы получше осмотреть розетку в стене.
— Ничего себе! Да тут переходник на два разъема. К нему подсоединены радио и обогреватель. А я думал, их запретили. Странное дельце. Давайте-ка еще раз взглянем на эти ручки. — Он снова осмотрел их. Это были самые обычные бакелитовые ручки, использовавшиеся во всех радиоприемниках, — они плотно сидели на стальных стержнях регуляторов.
105
Фраза из «Сказки о слоненке» Редьярда Киплинга, цитируется в переводе К. Чуковского.
— Как вы и говорите, — пробормотал он, — вроде бы все в порядке. Погодите-ка…
Он вытащил лупу из кармана и, прищурившись, навел ее на один из стержней.
— Ага-а. Фокс, а разве эти штуки должны быть обернуты промокашкой?
— Промокашкой! — воскликнул Фокс. — Нет, не должны.
Аллейн поскреб оба стержня перочинным ножом, подставив снизу конверт. Затем он со стоном выпрямился и подошел к письменному столу.
— У нижнего листа в стопке промокательной бумаги уголок оторван, — наконец сказал он. — Кажется, Бейли, вы говорили, что на радиоприемнике отпечатков нет?
— Верно, — мрачно подтвердил Бейли.
— На бюваре их тоже не будет или будет слишком много, но все же постарайтесь, Бейли, постарайтесь, — сказал Аллейн.
Он принялся расхаживать по комнате, уткнувшись взглядом в пол, и вдруг, подойдя к окну, резко остановился.
— Фокс! — воскликнул он. — У нас есть улика, да еще какая!
— Что за улика? — спросил Фокс.
— Ну как же, странный обрывок промокательной бумаги.
Аллейн медленно перевел взгляд на карниз для гардин:
— Что я вижу!
Он взял стул, взобрался на него и снял два набалдашника с концов карниза.
— Взгляните-ка. — Он подошел к приемнику, снял ручки с регуляторов и положил их рядом с теми, которые были на карнизе.
Через десять минут инспектор Фокс постучалвдверьгостиной. Ему открыл Гай Тонкс. Филлипе удалось разжечь огонь, и вся семья собралась вокруг камина. Создавалось впечатление, что за все это время никто из них не пошевелился и не произнес ни слова.
Первой нарушила молчание Филлипа:
— Вы хотите поговорить с кем-то из нас?
— Прошу прощения, мисс, инспектор Аллейн желал бы побеседовать с мистером Гаем Тонксом, если это возможно, — сказал Фокс.
— Иду, — ответил Гай, и они вместе направились к кабинету.
У двери Гай остановился:
— А он… мой отец… он все еще?..
— Нет-нет, сэр, — мягко ответил Фокс, — там уже все в лучшем виде.
Вскинув голову, Гай вошел в кабинет, Фокс прошел за ним следом. Кроме сидевшего за столом Аллейна, там больше никого не было. Завидев их, он встал.