Том 1. Детство Тёмы. Гимназисты
Шрифт:
— Она очень симпатичная, — согласился Карташев.
— Сегодня как раз восемнадцать лет, — говорила Аглаида Васильевна, сходя с паперти и равняясь с сыном, — как мы переехали из Петербурга сюда. Я еще маленькой мечтала всегда о юге, и мне кажется, если б мне пришлось возвратиться в Петербург, я умерла бы там… Без солнца, без воздуха, без моря нельзя жить…
Она вошла в аллею.
— А я люблю север, зиму, — ответил сын.
— Ни того ни другого ты не видал. А если придется тебе жить на севере, ты никогда его не будешь
— Ну, ни на Пушкина, ни на Диккенса, ни на Вальтера Скотта я, кажется, не похож.
— Мальчик ты еще…
— Не совсем и мальчик, — ответил сын, косясь на свои пробивающиеся усы.
— Для меня всегда мальчик.
— Удобная позиция, — усмехнулся он, — по крайней мере, надежды никогда не потеряете, что из меня выйдет что-нибудь.
Мать улыбалась и удовлетворенно провожала глазами обгонявших их пешеходов.
Подходя к дому, Карташев нетерпеливо прибавлял ходу.
— Тёма совсем уже перестал дома сидеть, — сказала Зина.
Карташев покосился на мать.
— Налюбуемся еще друг на друга за лето в деревне, — ответил он угрюмо.
— А пока Маней… Спеши… — пренебрежительно кончила Зина.
Тёма почувствовал какой-то намек на Рыльского, сверкнул глазами, но, овладев собой, принял равнодушно спокойный вид.
— Я не мешаюсь в твои дела, — прошу и в мои не мешаться.
— Во-первых, у меня никаких дел нет, — обиделась Зина.
— Очень жаль.
— Ну, уж это не твое дело.
— Тёма, Зина, что это такое? — вмешалась Аглаида Васильевна. — Право, чем больше вы растете, тем у вас хуже манеры.
— Я никогда с Тёмой больше не буду разговаривать. Он каждое мое слово перевирает.
— Да и не разговаривай, пожалуйста. Воображает, что кончила курс…
— Стыдно, Тёма, — оборвала Аглаида Васильевна. И, понизив голос, хотя Зина и ушла, Аглаида Васильевна добавила: — Сестра курс кончила: вместо того чтоб сделать ей что-нибудь приятное, ты точно такой же чужой ей, как какой-нибудь Долба, который только и рад, когда подметит что-нибудь… Стыдно. В этом отношении с Корнева бери пример, никогда против сестры…
— Ну, уж и никогда.
— Никогда… так пошутит, но он любит и, смотри, как горой встанет, чуть что… Кстати, что ж он, едет?
— Он хочет… мать, кажется… поедет!
— Мы во вторник вещи отправляем.
— Я сегодня спрошу его… Наташа, не опоздай к Корневым.
Мать вошла в дом, а Карташев пошел назад, расстроенный и огорченный. Дойдя до перекрестка, он остановился, подумал и вместо бульвара повернул к квартире Корневых.
Зина, уйдя от брата, вошла первой в гостиную, остановилась посреди комнаты спиной к входившей Наташе и проговорила:
— Тёма
— Рыльский же в тебя влюблен, — пустила булавку сестра.
— Что ж из этого? Можно ухаживать за кем угодно. Да мне решительно, впрочем, все равно, в кого влюблен Рыльский. Мальчишка…
— А ты что за маменька?
— Я сегодня выйду замуж, у меня через год дети, а он мальчишка…
— Тоже может жениться… Сын Акима таких же лет, а собирается же жениться.
Сестра так возмутилась, что даже не сразу ответила.
— Какие ты глупости говоришь.
— Почему глупости?
— Да потому, что глупости. Там животная жизнь, а им надо учиться и учиться.
— В таком случае выходит, что ты старше их только тем, что перестала учиться.
Зина вместо ответа села на стул и, как была в шляпке, расплакалась.
Наташа смущенно смотрела на сестру.
— Я совсем тебя не хотела обидеть, — растерянно проговорила она.
— Да я вовсе не оттого и плачу, — ответила Зина, вытирая слезы и отворачиваясь к окну. — Лезут, лезут… пристают… Точно преступление какое сделала, что курс кончила… Я в монастырь уйду…
— Зачем же в монастырь? — растерялась совсем Наташа.
Зина не ответила и, вытерев слезы, смотрела своими черными строгими глазами на улицу, по которой один за другим мчались нарядные экипажи, уносившие сидевших в них на дачи.
Вошла Аглаида Васильевна, оглянула дочерей, поцеловала выскочивших к ней Маню и Асю, спросила, где Сережа, скользнула взглядом по Зине, подошла к ней и, обняв ее голову двумя руками, наклонилась и, ласково поцеловав ее, проговорила:
— Умница моя.
Зина молча поцеловала руку матери.
— Все придет в свое время…
Аглаида Васильевна точно подслушала разговор сестер.
— И я в твои годы, когда кончила курс, также не знала, что с собой делать. Все идут одной и той же дорогой: только кажется, что с нами вот именно и происходит что-то особенное… Вот приедем из деревни, я знакомства возобновлю…
— Да я и не хочу их, — огорченно перебила дочь.
— Ну, не хочешь, ложу в театр возьмем… К тете в Петербург поедешь… Только не плачь: это портит цвет лица, будешь бледная, со вздутыми глазами. Ты что ж, поедешь сегодня на дачу к Елищевым?
— Кажется, поеду.
— Если бы Тёма был свободен, — сказала мать, — ему бы тоже поехать надо было.
— Страшно занят, — не утерпела Зина, — для всех время есть, кроме сестер.
— Рожденье Корнева, — заступилась Наташа.
— С сестрой за брата отпразднует…
— Ну, ну, — заметила Аглаида Васильевна, — уж ты сегодня расходилась.
— Вы, мама, всегда за Тёму заступаетесь…
— Ах, скажите пожалуйста, — рассмеялась Аглаида Васильевна, гладя волосы дочери, — вы, кажется, и до мамы добираетесь.