Горько таить благодарностьИ на чуткий призыв отозваться не сметь,В приближении видеть коварностьИ где правда, где ложь угадать не суметь.Горько на милое словоПринужденно шутить, одевая ответы в броню.Было время — я жаждала зоваИ ждала, и звала. (Я того, кто не шел, — не виню).Горько и стыдно скрываться,Не любя, но ценя и за ценного чувствуя боль,На правдивый призыв не суметь отозваться, —Тяжело мне играть эту первую женскую роль!
<1913–1914>
«Ты, чьи сны еще непробудны…»
Ты,
чьи сны еще непробудны,Чьи движенья еще тихи,В переулок сходи Трехпрудный,Если любишь мои стихи.О, как солнечно и как звездноНачат жизненный первый том,Умоляю — пока не поздно,Приходи посмотреть наш дом!Будет скоро тот мир погублен,Погляди на него тайком,Пока тополь еще не срубленИ не продан еще наш дом.Этот тополь! Под ним ютятсяНаши детские вечера.Этот тополь среди акацийЦвета пепла и серебра.Этот мир невозвратно-чудныйТы застанешь еще, спеши!В переулок сходи Трехпрудный,В эту душу моей души.
<1913>
Восклицательный знак
Сам не ведая как,Ты слетел без раздумья,Знак любви и безумья,Восклицательный знак!Застающий врасплохТайну каждого . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .Заключительный вздох!В небо кинутый флаг —Вызов смелого жеста.Знак вражды и протеста,Восклицательный знак!
<1913>
«Взгляните внимательно и если возможно — нежнее…»
Взгляните внимательно и если возможно — нежнее,И если возможно — подольше с нее не сводите очей,Она перед вами — дитя с ожерельем на шееИ локонами до плечей.В ней — все, что вы любите, все, что, летя вокруг света,Вы уже не догоните — как поезда ни быстры.Во мне говорят не влюбленность поэтаИ не гордость сестры.Зовут ее Ася: но лучшее имя ей — пламя,Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.И помните лишь, что она не навек перед вами.Что все мы умрем…
1913
«В тяжелой мантии торжественных обрядов…»
В тяжелой мантии торжественных обрядов,Неумолимая, меня не встреть.На площади, под тысячами взглядов,Позволь мне умереть.Чтобы лился на волосы и в губыПолуденный огонь.Чтоб были флаги, чтоб гремели трубыИ гарцевал мой конь.Чтобы церквей сияла позолота,В раскаты грома превращался гул,Чтоб из толпы мне юный кто-тоИ кто-то маленький кивнул.В лице младенца ли, в лице ли рокаТы явишься — моя мольба тебе:Дай умереть прожившей одинокоПод музыку в толпе.
Феодосия, 1913
«Вы родились певцом и пажем…»
Вы родились певцом и пажем.Я — с золотом в кудрях.Мы — молоды, и мы еще расскажемО королях.Настроив лютню и виолу,Расскажем в золоте сентябрьских аллей,Какое отвращение к престолуУ королей.В них — демон самообороны,Величия их возмущает роль, —И мой король не выдержит корону;Как ваш король.Напрасно перед их глазамиМы простираемся в земной пыли, —И — короли — они не знают сами,Что — короли!
1913
«Макс Волошин первый был…»
Макс Волошин первый был,Нежно Майенку любил,Предприимчивый
БальмонтЗвал с собой за горизонт,Вячеслав Иванов самПел над люлькой по часам:Баю-баюшки-баю,Баю Майенку мою.
1913
«В огромном липовом саду…»
В огромном липовом саду,— Невинном и старинном —Я с мандолиною иду,В наряде очень длинном,Вдыхая теплый запах нивИ зреющей малины,Едва придерживая грифСтаринной мандолины,Пробором кудри разделив…— Тугого шелка шорох,Глубоко-вырезанный лифИ юбка в пышных сборах. —Мой шаг изнежен и устал,И стан, как гибкий стержень,Склоняется на пьедестал,Где кто-то ниц повержен.Упавшие колчан и лукНа зелени — так белы!И топчет узкий мой каблукНевидимые стрелы.А там, на маленьком холме,За каменной оградой,Навеки отданный зимеИ веющий Элладой,Покрытый временем, как льдом,Живой каким-то чудом —Двенадцатиколонный домС террасами, над прудом.Над каждою колонной в рядДвойной взметнулся локон,И бриллиантами горятЕго двенадцать окон.Стучаться в них — напрасный труд:Ни тени в галерее,Ни тени в залах. — Сонный прудОткликнется скорее.
«О, где Вы, где Вы, нежный граф…»
«О, где Вы, где Вы, нежный граф?О, Дафнис, вспомни Хлою!»Вода волнуется, принявЖивое — за былое.И принимает, лепеча,В прохладные объятья —Живые розы у плечаИ розаны на платье,Уста, еще алее роз,И цвета листьев — очи…— И золото моих волосВ воде еще золоче.
«О день без страсти и без дум…»
О день без страсти и без дум,Старинный и весенний.Девического платья шумО ветхие ступени…
2 января 1914
«Над Феодосией угас…»
Над Феодосией угасНавеки этот день весенний,И всюду удлиняет тениПрелестный предвечерний час.Захлебываясь от тоски,Иду одна, без всякой мысли,И опустились и повислиДве тоненьких моих руки.Иду вдоль генуэзских стен,Встречая ветра поцелуи,И платья шелковые струиКолеблются вокруг колен.И скромен ободок кольца,И трогательно мал и жалокБукет из нескольких фиалокПочти у самого лица.Иду вдоль крепостных валов,В тоске вечерней и весенней.И вечер удлиняет тени,И безнадежность ищет слов.
Феодосия, 14 февраля 1914
С.Э. («Я с вызовом ношу его кольцо…»)
Я с вызовом ношу его кольцо— Да, в Вечности — жена, не на бумаге. —Его чрезмерно узкое лицо —Подобно шпаге.Безмолвен рот его, углами вниз,Мучительно-великолепны брови.В его лице трагически слилисьДве древних крови.Он тонок первой тонкостью ветвей.Его глаза — прекрасно-бесполезны! —Под крыльями распахнутых бровей —Две бездны.В его лице я рыцарству верна.— Всем вам, кто жил и умирал без страху. —Такие — в роковые времена —Слагают стансы — и идут на плаху.