Том 1. Стихотворения 1906-1920

Цветаева Марина Ивановна

29 сентября 1915

«В гибельном фолианте…»

В гибельном фолианте Нету соблазна для Женщины. — Ars Amandi [26] Женщине — вся земля. Сердце — любовных зелий Зелье — вернее всех. Женщина с колыбели Чей-нибудь смертный грех. Ах, далеко до неба! Губы — близки во мгле… — Бог, не суди! — Ты не был Женщиной на земле!

26

Искусство

любви (лат.)

29 сентября 1915

«Мне полюбить Вас не довелось…»

Мне полюбить Вас не довелось, А может быть — и не доведется! Напрасен водоворот волос Над темным профилем инородца, И раздувающий ноздри нос, И закурчавленные реснички, И — вероломные по привычке — Глаза разбойника и калмычки. И шаг, замедленный у зеркал, И смех, пронзительнее занозы, И этот хищнический оскал При виде золота или розы, И разлетающийся бокал, И упирающаяся в талью Рука, играющая со сталью, Рука, крестящаяся под шалью. Так, — от безделья и для игры — Мой стих меня с головою выдал! Но Вы красавица и добры: Как позолоченный древний идол Вы принимаете все дары! И все, что голубем Вам воркую — Напрасно — тщетно — вотще и всуе, Как все признанья и поцелуи!

Сентябрь 1915

«Я знаю правду! Все прежние правды — прочь…»

Я знаю правду! Все прежние правды — прочь! Не надо людям с людьми на земле бороться. Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь. О чем — поэты, любовники, полководцы? Уж ветер стелется, уже земля в росе, Уж скоро звездная в небе застынет вьюга, И под землею скоро уснем мы все, Кто на земле не давали уснуть друг другу.

3 октября 1915

«Два солнца стынут — о Господи, пощади…»

Два солнца стынут — о Господи, пощади! — Одно — на небе, другое — в моей груди. Как эти солнца — прощу ли себе сама? — Как эти солнца сводили меня с ума! И оба стынут — не больно от их лучей! И то остынет первым, что горячей.

6 октября 1915

«Цветок к груди приколот…»

Цветок к груди приколот, Кто приколол, — не помню. Ненасытим мой голод На грусть, на страсть, на смерть. Виолончелью, скрипом Дверей и звоном рюмок, И лязгом шпор, и криком Вечерних поездов, Выстрелом на охоте И бубенцами троек — Зовете вы, зовете Нелюбленные мной! Но есть еще услада: Я жду того, кто первый Поймет меня, как надо — И выстрелит в упор.

22 октября 1915

«Цыганская страсть разлуки…»

Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь — уж рвешься прочь! Я лоб уронила в руки, И думаю, глядя в ночь: Никто,

в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны.

Октябрь 1915

«Полнолунье и мех медвежий…»

Полнолунье и мех медвежий, И бубенчиков легкий пляс… Легкомысленнейший час! — Мне же Глубочайший час. Умудрил меня встречный ветер, Снег умилостивил мне взгляд, На пригорке монастырь светел И от снега — свят. Вы снежинки с груди собольей Мне сцеловываете, друг, Я на дерево гляжу, — в поле И на лунный круг. За широкой спиной ямщицкой Две не встретятся головы. Начинает мне Господь — сниться, Отоснились — Вы.

27 ноября 1915

«Быть в аду нам, сестры пылкие…»

Быть в аду нам, сестры пылкие, Пить нам адскую смолу, — Нам, что каждою-то жилкою Пели Господу хвалу! Нам, над люлькой да над прялкою Не клонившимся в ночи, Уносимым лодкой валкою Под полою епанчи. В тонкие шелка китайские Разнаряженным с утра, Заводившим песни райские У разбойного костра. Нерадивым рукодельницам — Шей не шей, а все по швам! — Плясовницам и свирельницам, Всему миру — госпожам! То едва прикрытым рубищем, То в созвездиях коса. По острогам да по гульбищам Прогулявшим небеса. Прогулявшим в ночи звездные В райском яблочном саду… — Быть нам, девицы любезные, Сестры милые — в аду!

Ноябрь 1915

«День угасший…»

День угасший Нам порознь нынче гас. Это жестокий час — Для Вас же. Время — совье, Пусть птенчика прячет мать. Рано Вам начинать С любовью. Помню первый Ваш шаг в мой недобрый дом, — С пряничным петухом И вербой. Отрок чахлый, Вы жимолостью в лесах, Облаком в небесах — Вы пахли! На коленях Снищу ли прощенья за Слезы в твоих глазах Оленьих. Милый сверстник, Еще в Вас душа — жива! Я же люблю слова И перстни.

18 декабря 1915

«Лежат они, написанные наспех…»

Лежат они, написанные наспех, Тяжелые от горечи и нег. Между любовью и любовью распят Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век. И слышу я, что где-то в мире — грозы, Что амазонок копья блещут вновь. — А я пера не удержу! — Две розы Сердечную мне высосали кровь.

Москва, 20 декабря 1915