Том 1. Стихотворения 1906-1920

Цветаева Марина Ивановна

Декабрь 1914

«Свободно шея поднята…»

Свободно шея поднята, Как молодой побег. Кто скажет имя, кто — лета, Кто — край ее, кто — век? Извилина неярких губ Капризна и слаба, Но ослепителен уступ Бетховенского лба. До умилительности чист Истаявший овал. Рука, к которой шел бы хлыст, И — в серебре — опал. Рука, достойная смычка, Ушедшая в шелка, Неповторимая рука, Прекрасная рука.

10 января 1915

«Ты проходишь своей дорогою…»

Ты

проходишь своей дорогою, И руки твоей я не трогаю. Но тоска во мне — слишком вечная, Чтоб была ты мне — первой встречною. Сердце сразу сказало: «Милая!» Все тебе — наугад — простила я, Ничего не знав, — даже имени! — О, люби меня, о, люби меня! Вижу я по губам — извилиной, По надменности их усиленной, По тяжелым надбровным выступам: Это сердце берется — приступом! Платье — шелковым черным панцирем, Голос с чуть хрипотцой цыганскою, Все в тебе мне до боли нравится, — Даже то, что ты не красавица! Красота, не увянешь за лето! Не цветок — стебелек из стали ты, Злее злого, острее острого Увезенный — с какого острова? Опахалом чудишь, иль тросточкой, — В каждой жилке и в каждой косточке, В форме каждого злого пальчика, — Нежность женщины, дерзость мальчика. Все усмешки стихом парируя, Открываю тебе и миру я Все, что нам в тебе уготовано, Незнакомка с челом Бетховена!

14 января 1915

«Могу ли не вспомнить я…»

Могу ли не вспомнить я Тот запах White-Rose [21] и чая, И севрские фигурки Над пышащим камельком… Мы были: я — в пышном платье Из чуть золотого фая, Вы — в вязаной черной куртке С крылатым воротником. Я помню, с каким вошли Вы Лицом — без малейшей краски, Как встали, кусая пальчик, Чуть голову наклоня. И лоб Ваш властолюбивый, Под тяжестью рыжей каски, Не женщина и не мальчик, — Но что-то сильней меня! Движением беспричинным Я встала, нас окружили. И кто-то в шутливом тоне: «Знакомьтесь же, господа». И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили, И нежно в моей ладони Помедлил осколок льда. С каким-то, глядевшим косо, Уже предвкушая стычку, — Я полулежала в кресле, Вертя на руке кольцо. Вы вынули папиросу, И я поднесла Вам спичку, Не зная, что делать, если Вы взглянете мне в лицо. Я помню — над синей вазой — Как звякнули наши рюмки. «О, будьте моим Орестом!», И я Вам дала цветок. С зарницею сероглазой Из замшевой черной сумки Вы вынули длинным жестом И выронили — платок.

21

Белой розы (модные в то время духи)

28 января 1915

«Все глаза под солнцем — жгучи…»

Все глаза под солнцем — жгучи, День не равен дню. Говорю тебе на случай, Если изменю: Чьи б ни целовала губы Я в любовный час, Черной полночью кому бы Страшно ни клялась, — Жить, как мать велит ребенку, Как цветочек цвесть, Никогда ни в чью сторонку Глазом не повесть… Видишь крестик кипарисный? — Он тебе знаком — Все проснется — только свистни Под моим

окном.

22 февраля 1915

«Сини подмосковные холмы…»

Сини подмосковные холмы, В воздухе чуть теплом — пыль и деготь. Сплю весь день, весь день смеюсь, — должно быть, Выздоравливаю от зимы. Я иду домой возможно тише: Ненаписанных стихов — не жаль! Стук колес и жареный миндаль Мне дороже всех четверостиший. Голова до прелести пуста, Оттого что сердце — слишком полно! Дни мои, как маленькие волны, На которые гляжу с моста. Чьи-то взгляды слишком уж нежны В нежном воздухе едва нагретом… Я уже заболеваю летом, Еле выздоровев от зимы,

13 марта 1915

«Повторю в канун разлуки…»

Повторю в канун разлуки, Под конец любви, Что любила эти руки Властные твои И глаза — кого-кого-то Взглядом не дарят! — Требующие отчета За случайный взгляд. Всю тебя с твоей треклятой Страстью — видит Бог! — Требующую расплаты За случайный вздох. И еще скажу устало, — Слушать не спеши! — Что твоя душа мне встала Поперек души. И еще тебе скажу я: — Все равно — канун! — Этот рот до поцелуя Твоего был юн. Взгляд — до взгляда — смел и светел, Сердце — лет пяти… Счастлив, кто тебя не встретил На своем пути.

28 апреля 1915

«Есть имена, как душные цветы…»

Есть имена, как душные цветы, И взгляды есть, как пляшущее пламя… Есть темные извилистые рты С глубокими и влажными углами. Есть женщины. — Их волосы, как шлем, Их веер пахнет гибельно и тонко. Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем Моя душа спартанского ребенка?

Вознесение, 1915

«Хочу у зеркала, где муть…»

Хочу у зеркала, где муть И сон туманящий, Я выпытать — куда Вам путь И где пристанище. Я вижу: мачта корабля, И Вы — на палубе… Вы — в дыме поезда… Поля В вечерней жалобе… Вечерние поля в росе, Над ними — вороны… — Благословляю Вас на все Четыре стороны!

3 мая 1915

«В первой любила ты…»

В первой любила ты Первенство красоты, Кудри с налетом хны, Жалобный зов зурны, Звон — под конем — кремня, Стройный прыжок с коня, И — в самоцветных зернах — Два челночка узорных. А во второй — другой — Тонкую бровь дугой, Шелковые ковры Розовой Бухары, Перстни по всей руке, Родинку на щеке, Вечный загар сквозь блонды И полунощный Лондон. Третья тебе была Чем-то еще мила… — Что от меня останется В сердце твоем, странница?

14 июля 1915

«Вспомяните: всех голов мне дороже…»

Вспомяните: всех голов мне дороже Волосок один с моей головы. И идите себе… — Вы тоже, И Вы тоже, и Вы. Разлюбите меня, все разлюбите! Стерегите не меня поутру! Чтоб могла я спокойно выйти Постоять на ветру.

6 мая 1915

«Уж часы — который час…»