Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
Шрифт:
— Jus divin! du raisin! [272] — мурлыкает Сеня. — На минералках я познакомился с Joyeux!
— Ты глуп, Сеня. Надобно было с Альфонсинкой познакомиться, а ты все к мужчинам лезешь!
— A bas! ca viendra! [273]
— А еще я у него пил другое вино… Представь себе, эту бутылку подарил его дедушке Потемкин… Tu sais, l’homme du destin! [274]
Сеня, вместо ответа, облизывает свои усики.
272
Божественный сок! винограда!
273
К черту! это придет со временем!
274
Помнишь, тот баловень судьбы!
—
— Выпили?
275
мы чудесно выпили в тот вечер!
276
полномочия (о! это истинный рыцарь).
— Еще бы! Потом он рассказывал мне свое путешествие за границей. Oh! maintenant, je suis au courant de tout! [277] Я знаю, где найти лучшее вино, лучший обед, устрицы, одним словом, все! Ensuite, il m’a donn'e des d'etails sur une certaine signora italienne… oh! quels d'etails! [278]
— Sapristi! [279]
— Представь себе, они, эти южные женщины, не целуют, а пьют!
277
О! теперь я в курсе всего!
278
Тут же он мне рассказал подробности об одной итальянской синьоре… да еще какие подробности!
279
Черт возьми!
— A bas! [280]
— А в довершение всего, он дал мне письмо к здешней Берте… en attendant le moment o`u je pourrai aller en Italie [281] . Но ты понимаешь, как это с его стороны мило!
— Был?
— Еще бы! Сейчас с машины заехал к Огюсту, pour me faire d'ecrotter [282] , и оттуда прямо к ней. Mais quelle adorable cr'eature! [283] Все следующее воскресенье я с нею. C’est convenu [284] .
280
Дьявол!
281
в ожидании, когда я смогу отправиться в Италию.
282
чтобы почиститься.
283
что за очаровательное создание!
284
Решено.
В этом роде разговор ведется за полночь. На другое утро Nicolas встает с головною болью и употребляет тщетные усилия, чтоб сравнить романтизм «Бедной Лизы» с романтизмом «Марьиной рощи». Он подбегает к Сене и спрашивает его:
— Ты сравнил?
Сеня молча показывает лист бумаги, на котором размашистым почерком изображено:
«Романтизм «Бедной Лизы» настолько же выше романтизма «Марьиной рощи», насколько седая и мудрая старость выше резвой и неопытной юности. Но должно сказать, что оба автора находились долгое время при дворе и пользовались милостями монархов.
С. Бирюков».
— Шут!
Так проходит неделя «наук». В воскресенье Nicolas бежит к Берте и там отдыхает от всей абракадабры, которую принято называть ученьем.
— Vous n’avez pas l’id'ee, ma ch`ere, comme ils nous bourrent de sciences, ces bourreaux!
— Les barbares! [285]
Дни проходят за днями; воспитание идет своим чередом между будничными «науками» и праздничною Бертой. Но вот истекают и последние два года, и здание окончательно увенчивается. За два месяца до выпуска Nicolas находится как в чаду. Он осведомляется о лучшем портном, лучшем bottier [286] , лучшем confectionneur de linge [287] и допускает по этим предметам une analyse d'etaill'ee et raisonn'ee [288] . Наконец
285
Вы себе представить не можете, моя милая, как они пичкают нас науками, палачи! — Варвары!
286
сапожнике.
287
продавце белья.
288
подробный систематический анализ.
289
настоящее гнездышко!
— Mais regarde donc, comme ce sera joli! [290] — говорит она ему, водя по комнатам их будущего жилища, — tu seras l`a comme dans un petit nid! [291]
— Maman! vous ^etes la meilleure des m`eres. Jamais! non, jamais je ne saurai… [292]
Nicolas закусывает губу и умолкает, потому что наплыв чувств мешает ему говорить. Как бы после некоторого колебания, он бросается к maman и крепко-крепко обнимает ее. Ma tante, свидетельница этой сцены, приходит в умиление.
290
Но посмотри же, как это будет красиво!
291
ты будешь здесь, как в гнездышке!
292
Мама! вы лучшая из матерей. Никогда! нет, никогда мне не удастся…
— Nicolas! tu es un noble enfant! [293] — говорит она со слезами на глазах.
— Ma tante, c’est `a vous que je dois ce que je suis! [294] — восклицает Nicolas и от maman с тою же стремительностью бросается к ma tante и также обнимает ее.
Наступают экзамены, на которых «куколка» отвечает довольно рассеянно. Но начальство знает причину этой рассеянности и снисходит к ней. Сверх того, оно знает, что все эти благородные молодые люди, la fleur de notre jeunesse [295] , завтра же начнут свое служение обществу и никогда не изменят ни долгу, ни именам, которые они носят. Следовательно, если они и не вполне твердо знают, в котором году произошло падение Западной Римской империи, то это еще небольшая беда.
293
Николя! ты благородный мальчик!
294
Тетя, это вам я обязан тем, что я вышел таким!
295
цвет нашей молодежи.
Наконец бьет и минута освобождения. Nicolas выходит из стен заведения, восторженно простирает вперед правую руку и, как бы обращаясь к невидимому врагу, торжественно произносит:
— А теперь, messieurs… поборемся!
Параллель вторая *
Просим читателя последовать за нами в одно из закрытых заведений конца тридцатых годов, в которых воспитывались дети дворян преимущественно небогатого состояния. Там воспитывается «палач», герой настоящего рассказа.
«Палач» уж шестой год выживает в «заведении»; четыре года провел он в первом классе, и теперь доживает второй год во втором. Настоящая его фамилия Хмылов * , но товарищи называют его «палачом», и эта кличка, по-видимому, утвердилась за ним навсегда.
Хмылов принадлежит к числу тех легендарных юношей, о которых в школах складываются рассказы самого чудесного свойства. Так, например, рассказывали, будто бы он, узнав однажды, что начальство решилось исключить его за леность из заведения, подавал в губернское правление просьбу об определении его в палачи, «куда угодно, по усмотрению вышнего начальства». Еще говорили, будто на душе его лежит сто одно убийство и что мать его — та самая Танька, ростокинская разбойница * , которая впоследствии сделалась героиней романа того же имени. Один ученик даже уверял, что видел у «палача» разрыв-траву и какую-то «мертвую воду», с помощью которой он будто бы мог весь класс сначала повергнуть в сон, а потом всех дочиста обобрать. И как ни фантастичны были эти рассказы, но «палач» отчасти оправдывал их своим хищным видом и какою-то таинственною отчужденностью, с которою он держался в кругу товарищей и которая, быть может, зависела не столько от него самого, сколько от случайно сложившихся, при поступлении его в заведение, обстоятельств.