Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Мелания. Сильную руку, Порфирий, надобно, железную руку! А они — вон как…
(Выходит Губин, за ним Троеруков, Лисогонов.)
Троеруков. Не ходи…
Губин. Идём, я хочу речь сказать. Я им скажу, болванам…
(Увидал Нестрашного, смотрит на него молча. Тот стоит, спрятав руки с палкой за спину, прислонясь спиною к стене. Несколько секунд все молчат, и слышен глухой голос в зале: «Могучие, нетронутые, почвенные силы
Губин (как бы отрезвев). А-а-а… Порфирий? Давно не встречались! Что, брат? Вышиб меня из градских голов, а теперь и тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?
Мелания. Лексей Матвеич, время ли старые обиды вспоминать?
Губин. Молчи, тётка! Что, пёс, смотришь на меня? Боишься?
Нестрашный. Я дураков не боюсь, а на разбойников сила найдётся…
Губин. Не боишься? Врёшь!.. Помнишь, как Егор Булычов по морде тебя…
Нестрашный. Поди прочь, пьяница… (Замахнулся палкой.)
Мелания. Одумайтесь…
Губин (орёт). Ну, ладно! Давай мириться, Перфишка! Сукин сын ты… ну, всё равно! Давай руку. (Вырвал палку у Нестрашного.)
(Выскочил Мокроусов. Из двери буфета выглядывают люди, из зала вышел какой-то человек и строго: «Господа, тише!» Троеруков, сидя у стола, самозабвенно любуется портретом. Нестрашный хотел уйти в зал, — Губин схватил его за ворот.)
Губин. Не хочешь мириться? Почему, а? Что я — хуже тебя? Я, Лексей Губин, мужик самой чистой крови-плоти, настоящая Россия…
Нестрашный. Пусти, собака…
Губин. Я тебе башку причешу!
Мокроусов (хватая Губина за руку). Позвольте… Что же вы делаете!
Мелания (людям в дверях буфета). Разнимите их, не видите, что ли?
Губин (оттолкнув Мокроусова). Куда лезешь? На кого руку поднимаешь, а?
(Нестрашный пробует вырваться из руки Губина — безуспешно. На шум из зала, из буфета выходят люди, в их числе — Достигаев с какими-то бумагами в руке. Из зала поспешно проходит Бетлинг под руку с Жанной, она испугана.)
Елизавета (как всегда, весёлая, подбежала к мужу, спрашивает). Неужели дерутся?
(Он машет на неё бумагами. Мокроусов ударил кастетом Губина снизу по локтевому сгибу.)
Губин (охнув, выпустил Нестрашного, орёт). Это — кто меня? Кто, дьяволы? Губина? Бить? (Его хватают за руки, окружают,
(Из зала сквозь толпу появляется Ольга Чугунова, древняя старуха, в тёмных очках, её ведут под руки сын Софрон, лет за 50, и другой, Константин, приблизительно такого же возраста. Оба в длинных, ниже колен, сюртуках, в нагольных сапогах. На публику эти мрачные фигуры действуют подавляюще.)
Мелания. Здравствуй, Ольга Николаевна!
Чугунова. А? Кто это? Мелания, кажись? Стойте, дети! Куда пошёл, Софрон?
Софрон. Кресло вам, маменька.
Чугунова. Константин подаст, я тебе не приказывала. Что, мать Мелания, а? Делается-то — что? Гляди-ко ты: нотарусы да адвокаты купечеству смирненько служили, а теперь даже и не в ровни лезут, а командовать хотят нашим-то сословием, а? Воеводами себя объявляют… Что молчишь? Ты у нас бойкая была, ты — умная, хозяйственная… Не чужая нам плоть-кость…
Мелания (хрипло). Что я скажу?
Елизавета (мужу). Какая противная старушка-то…
Мелания (очень громко). Говорила я, говорю…
Достигаев. Её, старушку эту, весь город боится.
Чугунова. Кричи! Криком кричи! В колокола ударить надо. Крестный ход вокруг города надо…
Елизавета. Глупости какие! Идём?
Достигаев (берёт её под руку). Пошли… Ох, Лизок! Взглядов нет, взглядов!
Чугунова. Всё кричите… Всем миром надо кричать.
М-елания. А где он — мир? Нет — мира…
Занавес
Действие второе
В доме Булычова. Поздний вечер. Столовая. На столе — самовар. Глафира шьёт рубаху. Таисья перелистывает комплект «Нивы» в переплёте.
Таисья. Это в сам-деле есть такой город Александрия, или только картинка придумана?
Глафира. Город есть.
Таисья. Столица?
Глафира. Не знаю.
Таисья. А у нас — две столицы-то?
Глафира. Две.
Таисья. Богатые мы. (Вздохнув.)А — какие сволочи!
Глафира (усмехаясь). Сердитая ты девица…
Таисья. Я-то? Я — такая… ух! Я бы всех людей спугала, перепутала сплетнями да выдумками так, чтоб все они изгрызли, истерзали друг друга.
Глафира. Это зачем же надо?