Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Чёрный Саша

«На миг забыть — и вновь ты дома…» *

На миг забыть — и вновь ты дома: До неба — тучные скирды, У риги — пыльная солома, Дымятся дальние пруды, Снижаясь, аист тянет к лугу, Мужик коленом вздел подпругу,— Все до пастушьей бороды, Увы, так горестно знакомо! И бор, замкнувший круг небес, И за болотцем плеск речонки, И голосистые девчонки, С лукошком мчащиеся в лес… Строй новых изб вдаль вывел срубы. Сады пестреют в тишине. Печеным хлебом дышат трубы, И

Жучка дремлет на бревне. А там под сливой, где белеют Рубахи вздернутой бока,— Смотри, под мышками алеют Два кумачовых лоскутка! Но как забыть? На облучке Трясется ксендз с бадьей в охапке, Перед крыльцом, склонясь к луке, Гарцует стражник в желтой шапке. Литовской речи плавный строй Звенит забытою латынью… На перекрестке за горой Христос, распластанный над синью. А там, у дремлющей опушки Крестов немецких белый ряд: Здесь бой кипел, ревели пушки… Одни живут — другие спят.

Очнись. Нет дома — ты один: Чужая девочка сквозь тын Смеется, хлопая в ладони. В возах — раскормленные кони, Пылят коровы, мчатся овцы, Проходят с песнями литовцы — И месяц, строгий и чужой, Встает над дальнею межой… <1922>

Утром *

Если взять насос за хобот, Всхлипнет мерный скрип, В глубине раздастся ропот, Вздохи, плеск и хрип, И из темного раструба Хлынут в чан ключи: Подставляй ладони… Любо! Мойся и рычи…

Утро в двор вползло туманом. Яблони молчат. Солнце факелом румяным Подожгло весь сад. Не узнать утят весенних: Ростом с матерей, С гвалтом лезут на ступени Кухонных дверей. Щепка взвилась, как галчонок, Из-под топора. Замечтался поросенок Посреди двора… За крыльцом у мшистой будки Всласть зевает пес. «Что? Не выспался за сутки? Стыдно? Спрятал нос?» В огороде вянет вяло Чахлая ботва. Покосить?.. В саду у вала Есть еще трава… Грудь в плену размахов гибких, Цокает коса, Лоб и плечи в каплях липких, Над спиной — оса. <1922>

Подарок *

Видали вы литовские, цветные пояса? Как будто вдоль овса — Средь маков васильковая струится полоса.

Я у ксендза-приятеля в июле был в гостях. Средь белых стен, как стяг, Из поясов настеганных ковер дышал в дверях. Хозяин сузил щелочки веселых, добрых глаз: «Понравилось? Алмаз! От

прихожан в день ангела. Хоть шаху напоказ!..» В окошко к нам таращился подсолнечник дугой, На скатерти рябой Штоф сидра, мед, вареники и окорок тугой. Смеясь, мне ксендз показывал мозоли крепких рук: «Все сам — и сад, и луг, И свиньи с поросятами, и огород, и плуг». Мадонна в звездном венчике сияла со стены. Кот жался у спины. У сада жеребеночек звенел средь тишины. Хозяин на прощание полез в свой сундучок: «На память, мой дружок!» И подарил мне радужный, литовский поясок. Веселым этим поясом я очень дорожу… Сказать вам? Я скажу: Какая книга нравится, ту им и заложу. <1922>

Аисты *

В воде декламирует жаба. Спят груши вдоль лона пруда. Над шапкой зеленого граба Топорщатся прутья гнезда. Там аисты, милые птицы, Семейство серьезных жильцов… Торчат материнские спицы И хохлятся спинки птенцов. С крыльца деревенского дома Смотрю — и, как сон для меня, И грохот далекого грома, И перьев пушистых возня…

И вот… От лугов у дороги, На фоне грозы, как гонец, Летит, распластав свои ноги, С лягушкою в клюве отец. Дождь схлынул. Замолкли перуны. На листьях — расплавленный блеск. Семейство, настроивши струны, Заводит неслыханный треск. Трещат про лягушек, про солнце, Про листья и серенький мох,— Как будто в ведерное донце Бросают струею горох… В тумане дороги и цели, Жестокие, черные дни… Хотя бы, хотя бы неделю Пожить бы вот так, как они! <1922>

Табак *

Над жирной навозной жижей Кустятся табачные листья. Подойдем вдоль грядок поближе, Оборвем порыжевшие кисти. Ишь, набухли, как рыхлые губки… Подымайте-ка, ксендз, ваши юбки!

Под крышей, над тихой верандой Мы развесим листья пучками И, плавно качаясь гирляндой, Они зажелтеют над нами. Такой же пейзаж янтарный Я видал на коробке сигарной. Будем думать, что мы на Цейлоне… Впрочем, к черту Цейлон, — не надо! Вон пасется на солнечном склоне Литовское пестрое стадо: Мчатся черные свиньи, как шавки, Конь валяется томно на травке.