Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Чёрный Саша

Урчит вода, В гранитный бык летит слюда. Буксир орет: «Ку-да? Ку-да?!» И дым, как борода. Покой. Уют. Пустая пристань — мой приют. Взлетает галстук, словно жгут,— Весенний ветер лют. Пора в поход… Подходит жаба-пароход, Смешной, распластанный урод. На нем гурьбой народ. И вот — сижу… Винт роет белую межу. С безбрежной нежностью гляжу На каждую баржу. Кусты, трава… Подъемных кранов рукава, Мосты — заводы — синева

И кабаки… Са-ва! [11] А по бокам, Прильнув к галантным пиджакам, К цветным сорочкам и носкам, Воркует стая дам. Но я — один. На то четырнадцать причин: Усталость, мудрость, возраст, сплин… Куда ни кинь, все клин.

11

Ладно! Идет! (фр.).

Поют гудки. Цветут холмы, мосты легки. Ты слышишь гулкий плеск реки? Вздыхаешь?.. Пустяки! <1928>

Ночью *

I

Сквозь сосны — россыпь звездных гнезд… Дневным, замученным глазам Так чужд бесстрастный холод звезд — Ночной, неведомый Сезам. Кружись, слепая карусель, В угрюмой вечности своей! Мне здесь моя земная щель В стократ уютней и милей… Вот лампа ярче вечных звезд Цветет в окне, в лесной глуши, В смолистой чаще пискнул дрозд, Качнулись сонно камыши, Над чашкой чая светлый пар, Легко вздохнул морской прибой, И как тепло дудит комар В свой жизнерадостный гобой… Как волк, смотрю я в звездный мрак, В пустое, мертвое Ничье, Вот стол, вот лампа, вот табак, Вот сердце теплое мое…

II

В час ночи в комнату ко мне Забрел бродячий кот. Шершавым призраком в окне Раскрыл, зевая, рот И спрыгнул вниз… В лесу ни зги, Зияет глухо дверь. Зачем ты трешься у ноги, Бездомный, глупый зверь? Вот в блюдце козье молоко. Питайся, друг рябой… Но он вздыхает глубоко. Не хочешь? Бог с тобой. Над лампой вьется и трещит Ночная стрекоза… Кот вскинул голову, урчит И смотрит мне в глаза: «Шагами комнаты не мерь И не смотри в кусты — К тебе пришел за лаской зверь Из черной пустоты». Ну что ж, пободрствуем вдвоем, Мне тоже не до сна. Понюхай книжку, попоем, Покурим у окна… Урчит и просит — хвост клюкой, Спина, как гибкий вал… И я взволнованной рукой Бродягу приласкал. 1929

Иногда *

Проснешься ночью… На полу сквозит Сквозь щели ставень лунная решетка. Стучат часы загадочно и четко. Перед камином меркнет медный щит. Ногам тепло — и долго смотришь в щели… Кто я и где? Быть может, домовой, Свернувшийся к камину головой На чьей-то человеческой постели? Быть может, призрак, вылезший из книг, Туманное созданье Андерсена, Удрав из долгого наскучившего плена, Лелеет свой живой и теплый миг? Иль просто кот, бездумная душа, Пригретый складками взъерошенного пледа, Зевает, ноги вытянув, как Леда, И втягивает ноги, не дыша?.. Иль, может быть, — бродячий подмастерье — В глухой таверне жду рассветной мглы, И вот сейчас — петух, раскинув перья, Веселым зовом огласит углы.

* * *

Пусть утром вновь вернусь в свое житье: Свой век и стойло вспоминаю с болью… Душа, порвав с навязанною ролью, Ткет в лунный час иное бытие. 1930

Ночные

ламентации *

Ночь идет. Часы над полкой Миг за мигом гонят в вечность. За окном бормочет ветер, Безответственный дурак… Хоть бы дьявол из камина В этот час пустынный вылез,— Чем гонять над Сеной тучи, Головой ныряя в мрак… Я б ему, бродяге злому, Звонко «Демона» прочел бы — И зрачки б его сверкали, Как зарницы, из-под век. Нет — так нет. Паркет да стены, Посреди коробки тесной, Словно ерш на сковородке, Обалделый человек… Перед пестрой книжной полкой Все качаешься и смотришь: Чью бы тень из склепа вызвать В этот поздний, мутный час? Гейне — Герцена — Шекспира? Но они уж все сказали И ни слова, ни полслова Не ответят мне сейчас. Что ж в чужой тоске купаться? И своя дошла до горла… Лучше взять кота под мышку И по комнате шагать. Счастлив ты, ворчун бездумный, Мир твой крохотный уютен: Ночью — джунгли коридора, Днем — пушистая кровать. Никогда у лукоморья Не кружись, толстяк, вкруг дуба,— Эти сказки и баллады До добра не доведут… Вдруг очнешься: глушь и холод, Цепь на шее все короче, И вокруг кольцом собаки… Чуть споткнешься — и капут. 1931

У окна *

Грохочет мартовский ветер. И солнце — бронзовый шар — Зажгло в облезлых платанах Холодный бенгальский пожар. А мимо окна несется Поток фигурок смешных: Собачки в пестрых попонках И люди в кашне шерстяных. Душевным насморком болен, Смотрю на четыре стены, Но моль над чернильницей вьется В предчувствии синей весны…

И даже паук проснулся — Качает липкую нить… А мне вот одно осталось: Пить чай и жадно курить. Под дверью письмо зашуршало — Друг шлет средиземный привет. «На юге по всем долинам Миндальный раскрылся цвет…» Миндальный? Пускай миндальный. Дойдет и до нас черед… Уже во всех прейскурантах Черешня в Париже цветет. Опять облака над бульваром Всплывут, как стаи медуз… И с полки снимаю я глобус, Земной разноцветный арбуз. И вот исчезают обои, Белеет маяк над скалой, Шипят веселые волны, И палуба дышит смолой… Ну что ж… Апрель у порога, А пристань у нас на углу: За франк с полтиной по Сене Проедусь с собакой в Сен-Клу. 1931

Мимоза *

Вон склонился над хижиной мшистой Узловатый и теплый ствол. Ветром свеянный пух душистый Желтым снегом усеял стол… Сквозь узорчато-сизые ленты Голубеет туманный дол.

Ты, мимоза, сквозная келья, Придорожный кудрявый шатер! Канареечный цвет, как зелье, Укачал, затуманил взор… В снежных стружках зыблется море, Над песками — взлохмаченный бор. Прислонюсь к стволу у изгиба… Горький ладан свеж и тягуч. На руке, как ленивая рыба, Сонно блещет пробившийся луч. Леденцом извилистым льется Вдоль канавки игрушечный ключ.