Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
— Пишете?
— Пока нет. Но когда напишу… Предположим, за нее я получу тысяч сто. Права на фильм надо продавать подороже. Кстати, учту.
— Конечно, конечно.
— Да. Получается не меньше ста тысяч. Но это ладно, потом — еще одна. Вот пойдут доходы! Сколько это получится?
— Очень много. Истинное богатство.
— Без сомнения.
Голова у сэра Бакстона поплыла, но вдруг он усмотрел логическую неточность. Возможно, это фантазии, но указать стоит, стоит…
— А если они… хрм… э… провалятся?
Джо усмехнулся и поднял брови.
— Нет, нет, что это я! —
Голова у него кружилась. Вот он, думал баронет, красивый, умный, богатый, денег навалом… Не могло бы случиться, что Джин?..
— А, черт! — невольно воскликнул он, все сильнее любя нового постояльца. — Ну что ж, поздравляю. Такой молодой, а уже многого достигли… э… Ваш брат не сказал мне, как вас зовут.
— Джо.
— Джо? Что ж, дорогой Джо, можете собой гордиться.
— Спасибо, сэр Бакстон.
— Зовите меня Бак. Да вы же миллионер!
— Не без того, Бак!
— Именно, именно. А, черт! — снова воскликнул сэр Бакстон в девичьем раздумье и погрузился в мечты.
На террасе замаячила элегантная особа. Сэр Бакстон тихонько подтолкнул Джо.
— Мисс Виттекер! — окликнул он.
— Да, сэр Бакстон?
— Вы, кажется, знакомы? Мистер Джо Ванрмнгэм, брат этого, нашего. Тоже будет у нас гостить.
— Да-у?
— Да. И я подумал… то есть он подумал… в общем, мы подумали, что ему надо с вами потолковать… Так, значит, до свидания, Джо!
— До скорого. Бак.
Баронет исчез, радуясь, что избежал соприкосновения с низменной стороной жизни, а Джо повернулся к мисс Виттекер, которую намеревался отечески пожурить. Сердце у него щемило от братской жалости к Табби. Он был уверен, что все это — чистое недоразумение. Досадную тучку легко развеять словом-другим, которое скажет в должную пору разумный человек.
Однако разумные люди строят нередко планы в беззаботном неведении. Кенсингтон [77] рождает, колледж — тренирует девушек, с которыми не справится никакой отец.
77
Кенсингтон — довольно престижный район Лондона.
— Как долго, — начала она, — намереваетесь вы гостить в Уолсингфорд Холле, мистер Ва-анрингэм?
— Мисс Виттекер, — сказал Джо, — можете вы посмотреть мне в глаза?
Она могла, что и доказала.
— Странно, — признал ее собеседник, — я бы на вашем месте смутился. Вы безобразно обошлись с моим братом. Бе-зоб-раз-но!
— Я предпочла бы, мистер Ва-анрингэм, держаться в рамках деловой беседы.
— Он любит вас пылко и безумно.
— Я бы предпочла…
— Расскажите про этот пакет, и все будет в порядке.
— Я бы…
— Если там драгоценности от городского гада, тогда и говорить не о чем. Но если…
— Я бы предпочла, мистер Ва-анрингэм, это не обсуждать.
Ее классические черты заледенели, и зрелище было настолько устрашающим, что Джо уступил, а то у него уже начали подмерзать ноги.
— Ладно, — смирился он. — Какой у вас тариф?
— Тридцать
— Включая пользование ванной?
— При вашей комнате есть ванная.
— В деревенском поместье?
— Уолсингфорд Холл сверху донизу усовершенствован предком сэра Бакстона. Могу вас заверить, здесь аб-со-лю-ут-ный комфорт.
— Не ванной единой жив человек.
— У сэра Бакстона ве-ли-ко-ле-э-пный повар.
— Пищей ли жив он, мисс Виттекер?
— Если вы имеете в виду общество…
— Откровенно — да. Видел на днях фильм, действие происходит на Чертовом острове. Народ там, скажем так, пестрый. А здесь?
— Все гости сэра Бакстона социально безупре-эчны.
— Простите?
— Социально безупре-эчны.
— А десять раз не повторите! Собьетесь на «безупречно социальны».
Пруденс гордо промолчала.
— Теперь, — сказал Джо, — главное. Как тут обращаются с постояльцами? Буду с вами честен, мисс Виттекер. Я только что из деревни, там ходят неприятные слухи. Усталый пахарь, возвращаясь с поля, слышит порой страшные крики… Изящная ножка начала нервно постукивать по полу.
— Я понимаю, — продолжал Джо, — я не чувствительный слюнтяй. Без дисциплины вам не управиться. Если дан приказ, чтобы все играли в крокет, а номер, к примеру, 6408 играет в классики, естественно, приходится проявить твердость. Это ясно. Если бы кто-то, на континенте, попытался улизнуть в божественный Неаполь, когда мистер Кук приказал, чтоб все отправлялись в красавицу Люцерну — что было бы? Да, да. Но одно дело — дисциплина, и совсем другое — жестокость. Между ними есть разница.
— Мистер Ва-а-нрингэм…
— Я слышал, что один из платных гостей на прошлой неделе попытался удрать, и его травили собаками. Хорошо ли это, мисс Виттекер? Человечно ли? Есть ведь границы…
— Мистер Ва-анрингэм, вы же-ла-а-э-те комнату или нет? Я занята.
— Ничуточки вы не заняты. Когда мы подошли, вы стояли и плакали о Табби.
— Мистер Ва-анрингэм!
— Мисс Виттекер?
— Же-ла-а-э-те вы или не…
— Желаю.
— Прэ-кра-асно. Пойду распоряжусь.
Она удалилась, дыша достоинством и надменностью, а Джо не стал задерживать ее, хотя ему хотелось порасспросить и о том, правда ли, что здесь в ходу американская система поощрений, и есть ли у него шансы стать образцовым, привилегированным узником.
У него были другие, неотложные заботы. Пощелкивающий хлыст сэра Бакстона вдохновил его, подсказал решение, которое он искал с той минуты, когда Табби его подвел. Теперь он хотел одного — разыскать как можно скорее Адриана Пика.
Сбежав с террасы, он пустился по крутой пыльной дороге, ведущей к «Гусаку и Гусыне».
Адриан уже позавтракал и курил сигарету на топорной скамейке, созерцая Уолсингфорд Холл. Утром много чего случилось: ему не понравилась встреча с Джо; ветчина оказалась такой же паршивой, как вчера, а кофе — еще хуже; ночью мешали спать плеск воды, бьющей о борт, и неприятный скрежет под полом, напоминавший о словах Джин насчет клуба; наконец, неизвестная птица с пяти часов утра произносила «куа-куа», как бы подражая поскрипыванию проржавевших дверных петель.